– Тебе не стоит с ним общаться. Такие, как он, совсем не компания для молодой девушки.

– Какие «такие»?

– Вот такие, какие есть.

– Почему?

– Ну, потому что всякие-разные слухи ходят. Я, конечно, сплетни не собираю, но ты понимаешь, наши санитарки чего только не говорят. Им бы сказки сочинять.

– А что именно они говорят?

Даже сердце забилось чаще и ладошки стали влажными. Я хотела узнать о нем все. Кто он, откуда, чем живет и занимается? Была вокруг него некая аура загадочности, которую я хотела разгадать. Развеять этот туман непонимания и увидеть его настоящего.

А еще я понимала, что тянусь к нему. Он мне нравится, даже несмотря на то, что взрослый и старше меня на много лет. Я думаю, что ему все дозволено. Все, и даже немного больше. Сила и власть – его верные друзья. Это мне тоже знакомо. Где-то я тоже это видела, точнее, чувствовала, знала, что так должно быть. Но с чем или с кем это связано – не помнила.

– Так что говорят, Любовь Эдуардовна?

– Извини, мне надо идти, я сегодня дежурю по «скорой», через пять минут смена, а я заболталась с тобой.

– Хорошо.

Доктор ушла, она меня, как родную, от чего-то все оберегала, надо будет спросить позже у санитарок, когда они придут. Увидела на столе оставленные ножницы, медленно встала и пошла, прислушиваясь к ощущениям, все вроде было хорошо, голова не кружилась.

Сжав металлический предмет в кулаке, направилась в ванную, хочу уже снять повязку и посмотреть на себя без нее. Может быть, что-то вспомню? Аккуратно начала разрезать бинты сбоку у уха, стараясь не обрезать волосы, мучилась долго, даже устала, представляя, как утром меня будут ругать за это.

Но как только последний бинт упал в раковину, я, посмотрев на свое отражение, замерла. Голова немытая, на затылке торчал небольшой клок, потрогала пальцами, чувствуя все еще небольшую шишку. По щекам потекли слезы от жалости к себе.

Но вздрогнула от испуга, потому что резко открылась дверь. Обернулась, на пороге стоял тот мужчина, о котором Любовь Эдуардовна не хотела рассказывать. Он смотрел в упор, пронизывая взглядом насквозь, и молчал.

– Ты что-то вспомнила?

– Не… нет, а что…

– Тогда пошли.

– Куда?

– Так надо.

Игнат ждал, не двигаясь с места, челюсти плотно сжаты, на скулах играют желваки. На нем был светло-серый костюм английского покроя, черная рубашка, начищенные до блеска туфли дерби.

Откуда я это все знаю?

– Алена?

– Да, – откликнулась на имя, с которым уже сроднилась.

– Пойдем. – Мужчина берет меня за руку, а я вместо того, чтобы идти или сопротивляться, смотрю на наши руки.

У него сухая и теплая ладонь, а еще аромат, он заполняет легкие, так что кружится голова. Я помню этот аромат, я точно его помню.

– Все в порядке?

– Нет.

– Тебе плохо?

– Я… я не знаю.

– Тогда лучше так.

За секунду оказываюсь у него на руках, и меня куда-то несут.

Глава 10. Игнатов

– Игнат, что происходит?

– Без паники, у папы все под контролем.

– Я вижу. Куда ты ее несешь?

– Домой.

– К себе домой?

– Нет, блять, к тебе, Марат, не раздражай меня. Иди и возьми все лекарства, что ей положены, а то в аптеку побежишь.

Марат говорил под руку, а я, как некое сокровище, нес эту практически невесомую девушку, Барби, как я прозвал ее, впервые увидев. Но это имя ей не подходило, не сейчас, не в том положении, в котором она находится.

И взять ее на руки, украсть поздно вечером из больницы, послав всех докторов куда подальше, было спонтанным решением. Как только я зашел в палату и не увидел ее в кровати, в груди что-то кольнуло, некий испуг, о котором я забыл и давно не испытывал.

Огромные голубые глаза, в которых стояли слезы, спутанные распущенные светлые волосы, бледная, с искусанными сухими губами. Может, во мне проснулся отцовский инстинкт, ведь она вполне годится мне в дочери. Но нет, нет, здесь что-то другое.