– Я думала, ты котов любишь.

– У мамы аллергия на них.

Вжикнула молния на ветровке.

На школьном уроке сольфеджио Анна сломала ноготь, все одно к одному, мельком подумав, что сломанный ноготь – хороший повод отказаться от визита.

Отработав положенные часы в музыкальной школе (по средам и пятницам с десяти до двух, по понедельникам и четвергам с четырех до семи вечера), она направилась в «Синий кит». На это имелись три причины. Во-первых, по пятницам она всегда ела устрицы и не видела повода изменять привычке, во-вторых, Анна хотела выпить до знакомства с хорошими новостями. Где-то надо было взять силы для фальшивого оптимизма. Хорошо еще, увезли на море эту бедную девочку. В-третьих, Анна собиралась посоветоваться с Гришей.

Однако с самого утра в тот злополучный день все шло наперекосяк.

Увидев бывшего любовника, Анна вспомнила, что он не поздоровался утром, и ждала приближения Мельникова, насмешливо сощурившись.

Григорий был невысокий, широкоплечий седеющий мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, прыткий и деловой. Едва ли он был так же хорош в молодости, так как возрастные морщины сделали его лицо более характерным и по-настоящему мужским, и хотя этот богатырь где-то в боях приобрел двухсантиметровый шрам на левой щеке и потерял левый глаз, мало кто обращал внимание на этот недостаток, ведь стеклянный протез был отличного качества, а второй глаз лучился умом и силой.

– Куда это ты утром рванул, будто тебе в штаны ракету сунули? – спросила Анна по-русски, едва Григорий приблизился к ее столику.

– Я не рванул, богиня моя, а был поражен ужасом в нашем доме.

– Ужасом? В нашем доме?!

– Я говорю о гробах. Ты, что, не видела?

– Ах, это.

– Каролина сказала, наш дом окутан аурой смерти. Мы собираемся к мэру жаловаться.

– Аура смерти…боже, какой глупый пафос …

Григорий усмехнулся.

– А ты, кажется, чем-то очень довольна.

– Я? Довольна? Да я в ужасе, как и вы все. Гробы. Какой ужасный, ужасный кошмар! Надо бежать, лететь, мчаться к мэру! Дядя мэр, избавь нас от кошмарного ужаса.

Только теперь Мельников распознал в ее голосе сарказм и отчаяние.

– Случилось что-нибудь?

– Аура смерти подбирается ко мне.

Григорий вздохнул.

– Я понял. Ну раз ты шутишь, и у тебя такое шутливое настроение, ты не очень огорчишься, узнав, что устриц сегодня нет.

– Нет устриц? – бестолково переспросила Анна и подняла на него свои огромные, полные изумления глаза.

– Знаю, звучит, как ужасный кошмар. Но что делать? Непредвиденные обстоятельства. Но вместо устриц лосось на гриле.

Анна задумчиво посмотрела в потолок и после идеально выдержанной паузы меланхолично произнесла:

– Устрицы кончились и жизнь тоже кончается.

– Жизнь продолжается, но без устриц, а завтра будут и они…

– Это предвестие. Недолго музыка играла…

– Не драматизируй…

– Конец безмятежности, конец счастью.

– Я велю принести вина, пока ты раздумываешь…

– Я не раздумываю. Я уже все поняла. Это конец.

– Может вишневицы?

– Разумеется! Разве ты не видишь, в каком я состоянии?

Григорий подал знак официанту.

– А покушать?

– Теперь все равно. Но рыбу я не буду.

– Šunka a fazole?

– Сначала гробы. Потом – «у нас хорошие новости». Потом трам-пам-пам…и в результате с планеты исчезли устрицы.

– Про гробы и устрицы я понял. А что за хорошие новости?

– В один прекрасный день мы все умрем.

Появился парнишка-официант с бутылкой чешской вишневицы.

Анна наблюдала, как Григорий твердой рукой наполняет бокал, и вид этой крепкой руки на мгновение пробудил в ней воспоминание о тех приятных ощущениях, которые эта мужская рука когда-то дарила ей.

Может, вернуть его? Анна представила, что было бы, если бы Мельников стал ее мужем. Уж наверное, поговорил бы с Максом и вправил ему мозги. Гриша был мужик что надо, с характером.