– Глашка! – закричал он, увидев с холма, на котором он нашел свой странный приют, свою подружку с букетиками полевых цветов в руке, бегущую с испугу прямо к речке, под крону старого дерева.

– Стой, Глашка! Туда нельзя! – крикнул он ей, незадолго до этого ставший свидетелем удара молнии в старый дуб. – Стой, куда бежишь, дурёха?

Девочка остановилась, мало что соображая от только что пережитого.

– Ваня, это ты? – испуганно и дрожа от проникающих под лохмотья льняного платья на ней струй холодного ливня, ответила ему девочка.

– Дети, боящиеся грозы… – вспомнил кто-то вслух свое детство, глядя на них с заоблачной высоты, и грозно загрохотал небесными карами. Этот кто-то был божеством или смертным проявлением божества? Как нам хочется сверхъестественного откровения внутри себя, но так, чтобы оно объясняло и подчиняло нам всё сверхъестественное вокруг нас.

Мальчик не был братом девочки, но был готов за неё даже умереть. Ему хотелось только прижать её к себе и отвести к своей маме. Он так привык делать добро. Он даже кошек с их котятами в опасности не оставлял, а здесь… Ему не хотелось молчать, а говорить умные слова он ещё не научился. Он просто прижался к ней, а она к нему, и было молчание длиною во всё ещё не прожитое ими детство. Но детство, которое всегда заканчивается непростительными, несбыточными клятвами и обещаниями раз и навсегда:

– Глаша, когда мы вырастем, я на тебе женюсь, – огромная синяя туча вытолкнула радугу перед собой.

– Смешной ты… – засмущалась девочка. Сильный ветер сбросил на землю удары грома.

– А что такое? Мы ведь скоро получим своих лошадей и кибитку. У меня будет не только этот нож, мне… мне настоящий меч в будущем году откуют, – деревья согнулись под тяжестью ливня, и стена воды отгородила мир с венцом радуги от любопытства нечистых помыслов.

– Когда это ещё будет? – вздохнула девочка и ещё сильней прижалась к своему другу детства. Яркое солнце вонзило свои лучи в синюю тучу.

– Будет. Я хочу, и так будет, – волнами ароматов и дождя заплескалась поляна живых и нарождающихся цветов.

– А зачем ты так громко кричал? – радуга вытянулась в высь голубого неба, став аркой входа во взрослую жизнь и опорой для неба. Странное дело, она стала ярче вверху, где уже не было пропитанных влагой тучи.

– Не знаю. Испугался за тебя… – мелькнула молния, за ней ещё одна.

– А почему ты за меня боишься? – туча стала разваливаться по трём частям света, цепляясь своими завитушками за землю.

– Не знаю, может, потому что ты такая маленькая? – стая птиц, застигнутая врасплох грозой, застыла на ветвях дуба нотами партитуры дикой и прекрасной мелодии Природы.

– Что?! Это я – маленькая? – речка на глазах запузырилась и ещё сильней забурлила на серых отполированных валунах.

– Ну, не обижайся. Я тоже маленький. Мне тоже не дают самому в поле на лошадях далеко ездить. Только если кто из взрослых согласится присмотреть за мной. И что нам теперь делать? А… знаешь, я видел, как молния попала однажды в дерево – там Перун сидел… – потоки ливня вдалеке стали раскачиваться в такт глухим хлопкам отдаляющейся грозы.

– Где, на дереве?! – после небольшого затишья оглушительно грохнул одинокий гром.

– Нет, на облаке. Он оттуда свою молнию послал. А ты бегаешь как безумная… Прямо туда бежала, под молнию… – лужи на широкой тропинке стали сливаться в неглубокую водную дорожку.

– Ты его видел? – прервала его речь девочка, схватившись за голову. Вдалеке перекаты грома стали утихать, двигаясь в сторону чёрного покрывала горизонта.

– Нет, не видел, да и как его можно было увидеть, когда он свои тучи чернью водной и сажей покрыл? Но в этот раз он точно там был. Он ведь любит пугать людей – пугать, чтобы неповадно было его ослушаться, – ливень, слегка затронувший детей, напомнил им о себе колокольчиками дождинок, вдруг упавших им на их протянутые ладошки.