«…пластиковая трубка» – здесь мы впервые наблюдаем, как автор, именуемый себя доктором Дорном, допускает хронологическую ошибку. Пластик в медицине стал использоваться лишь через столетие после описываемых событий и не мог быть известен врачам второй половины XIX века. Это лишний раз наводит на размышление о происхождении текста.

«Зачем вам, барышни…» – по нашему мнению размер приведённого стихотворения не соответствует студенческому песенному фольклору того периода. Архивариус нашей редакции выяснил, что текст был написан в 70-е годы ХХ столетия студентами-медиками из Минска, фамилии которых удалось восстановить лишь частично: Зубовский и Баркан. Факт системной, возможно, умышленной хронологической путаницы, привносимой автором в восприятие текста, говорит о многом.

– Всё это вздор! – сказал кто-то, – где эти верные люди, видевшие список, на котором назначен час нашей смерти?..

М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»

…Душа певца, согласно излитая, Разрешена от всех своих скорбей;..

Е. А. Баратынский

Довелось мне вечер прошлой субботы провести на балу, устроенном местным обществом любителей словесности. Приготовления к событию, да и сам повод, чрезвычайно взволновали большую часть горожан. Меня немало подивила перемена их поведения: возникшая ажитация и явная восторженность настроения. Наблюдался редкий феномен немотивированного единения барышень и почтенных горожанок, воздержание от сплетен и всяческих пересуд, впрочем, довольно незлобивых. Да и мужчины были взволнованы. Многие вдруг приобрели заметные невооружённым глазом блеск взоров и горделивость осанки. У части молодого чиновничества событие породило небывалую потребность в проявлении прогрессивности в мыслях, демонстрации смелости и широты суждений, написании резких куплетов на черновиках прошений, и появилась даже определённая дерзость в поклонах начальству.

Полицейские чины были тем немало удивлены и в некоторой вопросительности изломили бровь. Словесность на Руси – единственное, помимо бунта, противостояние властям. Справедливости ради нужно признать, что событие действительно было незаурядным. Город наш посетил известный столичный литератор Чабский Кирилла Иванович. Главы из его романа «Вдоль по Питерской» были напечатаны в модной газете, которую, впрочем, вскорости закрыли по причине банкротства. Но главную известность Чабский приобрел опубликованием в петербургском журнале открытого письма Кларе Гассуль. Письмо однако осталось без ответа, видимо, вследствие незнания адресатом русского языка.

Родом из наших краёв, Кирилла Иванович заехал в «пенаты» для улаживания некоторых дел «наследственного характера», имея в виду унаследование старого домишки на южной окраине городка. Всё ему было здесь мило, и он с живостью принял приглашение встретиться с земляками на званом вечере. На бал к дому купца Игнатова, где устроители сняли несколько комнат и большую залу, он прикатил запросто, на извозчике; был в коричневой в мелкую полоску паре, держался без церемонности и дружелюбно. Поведение такое произвело яркое впечатление на гостей, рождая у многих желание горячо и признательно пожать писательскую руку, выпить с ним на равных или даже на брудершафт. Многие трясли и многие пили.

Застолье было хлебосольным и каким-то домашним. Плавали в сметане солёные грузди, хрустящие и ароматные от смородинного листа и хрена. Глаза искали на столе хрустальную продолговатость тарелки, где щедро уложенная селёдочка, под слоем луковых колец и в пряном маринаде, обещала неповторимость вечера. Над скатертью парил, поддразнивая ноздри, запах мочёных яблок. Они матово поблёскивали на грудах квашеной капусты. Аромат пирогов с судаком и осетровой визигой кружил голову и располагал, как обмолвился почтенный Никита Ильич, «скорее к морфемам, нежели к метафорам…». Было шумно и оживлённо, как бывает только в часы провинциального застолья. Наперебой упрашивали почётного гостя зачитать «что-нибудь из своего», но он отказывался.