– Мне ещё повезло с именем, – продолжила близняшка, – в отличие от сестры.

Ники вспыхнула, и краска скрыла россыпи веснушек на щеках. Дима перегнулся через стол, щурясь и уворачиваясь от солнечных зайчиков, просачивавшихся сквозь крону дерева, и возразил:

– Не слушай её. По-моему, Ники хорошо звучит.

– Да уж, – вздохнула девушка, не забыв затем кокетливо улыбнуться комплименту, – а Никитá ещё лучше. Приходится выкручиваться.

Лиза с трудом сдерживала нарастающий внутренний протест. «Гриша мог бы сначала спросить, хотим ли мы видеть его знакомых». Уже не в первый раз компания, сложившаяся в детстве, казалась ей клеткой, которую она переросла. Они гуляли вместе по инерции и даже не слишком нравились друг другу. Что ценит Лёша в Маше? Беспокоится ли Влад о Грише? Таких вопросов никто не задавал. На них не нашлось бы ответа. У каждого был один-два настоящих друга, на этом всё и держалось.

Гулять компанией, несомненно, было веселее, чем по двое: можно устроить пикник или поиграть в настолки. Проблемы возникали, когда кто-то приводил новеньких, как сейчас. Круг общения расширялся, и ни у кого из «старичков» не было права вето, чтобы этому помешать.

«С другой стороны, – продолжила размышлять она, – признайся, проблема не в сёстрах, а в неумении делиться. Ты хочешь любви даже от тех, кого не любишь сама. Когда рядом парни, ты и с Машей пытаешься конкурировать». Лиза окинула близняшек долгим взглядом: «Проходи знакомство с глазу на глаз, ты бы сочла их милыми».

Пошарив в кармане, она вытащила сложенную в восьмеринку распечатку, надеясь, что легенда поможет переломить ход беседы.

Все непосвящённые, пересев на одну скамейку, занялись чтением, пока Лиза с Лёшей наблюдали за выражениями их лиц. Парни, озадаченные на вид, добрались до конца первыми, близняшки ещё с полминуты сидели, уставившись в листок.

– У вас тут общество любителей истории? – спросила Ники; по её лицу, как трещина, пробежала ироничная улыбка.

Лиза ощетинилась.

– Нет, это важно!

Она вызвалась пересказать вчерашний вечер.

Чем дольше Лиза смотрела в две пары зелёных, насмешливых глаз, тем больше привирала. Она говорила долго и детально, для внушительности. Краски сгущались: каждый шорох, отблеск луны, запах превращался в символ чего-то большего. И что хуже всего – трое за столом знали, как далёк её рассказ от действительности.

Под конец Лиза начала запинаться, боясь, как бы кто-то из троих не разоблачил её преувеличений, пусть и по-дружески. Тогда она, жалкая врушка, совсем потеряется на фоне сестёр.

Но никто не вмешался. Напротив, Лёша подхватил рассказ, и о поездке в библиотеку все узнали с его слов. Так история Лизы приобрела больший вес.

– Знаешь, вчера ты не говорил о монете, – сухо заметил Дима. – Покажи.

Лёша выложил находку на стол, и она пошла по рукам.

– Может, лучше выкинуть? – спросила Ники, когда до неё дошла очередь. – Вдруг этот призрак подстерегает путников, а потом морочит им голову? Ты ведь мог утонуть!

– Не такой Лёха парень, чтобы утонуть, – заверил её Дима.

– Я хотел бы узнать правду, – сказал Лёша.

– Ой, да забудь и всё, – возразила Лика.

Отвлёкшаяся от разговора Лиза думала о своей матери, которая тоже беременной оказалась на улице, и, параллельно, о девушке из легенды и её мёртвом ребёнке. Он тоже услышал бы коронное «от тебя одни проблемы», если бы родился.

Жара крепчала. Гришу позвали домой, якобы обедать, но он не появлялся ещё пару часов. Другие тоже бы сбежали, будь у них в квартире кондиционер. В степи за домом ухала горлица (у – уу – у, у – уу – у), а по столу ползали пьяные от солнца мухи. Хотя Гриша ушёл, близняшки остались: похоже, малознакомая компания их ничуть не смущала.