Не самое спокойное занятие. Волнительное с непривычки. Но, когда Вовка аккуратно забрал Васю с кровати, подхватил сумку и отчалил, на душе стало грустно и пусто.

Все же зря я не нажаловалась свекрови, когда ее кровинушка первый раз прислал фото своего сына. Надо было рубить все связи сразу после развода. Не жалеть ни о чем в прошлом. Бывший муж не собака – нечего ему было возвращаться по прежнему адресу. Но тогда, в двадцать шесть, я все еще была дурой. Одинокой, никому не нужной и уже клинической.

За дурость приходилось платить сполна. Раньше грустью после просмотра фото. Нынче – бессонной ночью и жутким отражением в зеркале наутро.

Жаль, ни отпроситься с работы, ни притвориться больной я не могла. Замены не было ни в школе, ни на курсах. А еще именно сегодня всю группу английского ждал театр.

***

Как я ни надеялась на чудо, но халява была сильнее.

Вся группа в полном составе с удовольствием приняла щедрое предложение центра. В этом не было ничего неожиданного, но, оказалось, сюрпризы поджидали меня дальше.

Вместо того чтобы уединиться со мной в ВИП-ложе и весь спектакль бесстыдно пользоваться ситуацией, Крамер пошел другим путем. Он устроился между двумя нашими девочками в партере. А место рядом со мной занял старший в нашей группе, милый старичок, который так сильно боялся деменции, что на старости лет принялся учить языки, изучать астрономию и писать блоги.

С одной стороны, соседство оказалось приятным. Дедуле точно было плевать, какое белье на мне надето и прикреплены ли чулки к ажурному пояску. А с другой... Эти трое впереди – две женские головы с идеальными прическами, красивый мужской профиль...

Я честно не хотела смотреть на Крамера, глаза слипались после бессонной ночи, но взгляд то и дело соскальзывал сам.

Паршивец все же был неприлично хорош! Прямой нос с хищными ноздрями, чувственная линия рта с пухлой нижней губой, подчеркнутой темной щетиной, высокие скулы, короткая стрижка, которая превратила бы любого другого мужчину в подобие обезьяны, а ему шла безбожно.

Так и хотелось провести подушечками пальцев по колючему затылку, втянуть в рот мочку уха с небольшим колечком, снова потрогать это мощное мускулистое тело.

За прошедшие годы Лёха сумел-таки стать тем, кем хотел – солидным бизнесменом. Но одновременно умудрился сохранить черты прежнего бунтаря, который держал в страхе весь район и всех мальчишек моего факультета.

Невозможный мужчина!

Интересно, у моей паранормальной реакции на него было медицинское название? Какая-нибудь мания, разновидность зависимости? Меня ведь даже не волновало, спал ли он с теми двумя из ресторана, есть ли у него дети или женщина в Лондоне.

Обманываться было глупо. Я хотела его так же сильно, как шесть лет назад, как двенадцать, будто за эти "шестилетки" накапливалось притяжение и потом бомбой детонировало нам на головы.

Однако этому блудливому кобелю, похоже, больше ничего не было нужно. Я откровенно зевала, дожидаясь антракта. Он с интересом смотрел постановку. Головы его соседок все больше и больше склонялись к широким мужским плечам, а мне все сильнее и сильнее хотелось в бар.

Взять там бокал коньяка, выпить за упокой нервной системы. А потом прыгнуть в маршрутку и уехать домой. Закрыться, чтобы никаких больше бывших мужей, Крамеров и прочих. И просто спать.

***

Свой замечательный план я успела выполнить наполовину. Сто грамм коньяка огненной дорожкой устремилось в желудок, когда в моем уютном зеленом уголке нарисовался Лёха.

– Коньяк в одиночестве? Нехорошо, Полина Игоревна, – отсалютовал он мне бутылкой минеральной воды.