– Я знаю. Мы проходили.

– Пушкин – наше все! – провозгласил Василий и задрал хвост трубой. – Гуляка, дуэлянт, остряк, лирик непревзойденный, гений, почти революционер. В общем, коктейль Молотова. Не зря его до сих пор не реконструировали. Сколько раз пытались, а не получается. Какие-то бледные копии – то гуляка, то лирик. От гения вообще ничего не нашли. Я одну копию видел в ДУРКе. Стоял на балконе, пустой бокал в руке держал. Меня увидел, кивнул на закат, пробормотал что-то вроде: «За закатом будет рассвет. Не забудем четырнадцатое декабря». И тут за ним пришли двое специалистов, взяли под руки и увели с балкона.

– А жёны, если это жёны, лучше получились, – Джон смотрел вслед удалявшимся дамам. – Не отличишь от натуральных.

– С женщинами всегда проще, – Иван тоже смотрел вслед дамам. – Их образов в сети больше. Мне наш нейродизайнер рассказывал, что достаточно составить запрос из двух слов: горячая брюнетка или изысканная блондинка, так за одну секунду миллиард вариантов выпадает – устанешь выбирать. А для мужиков, если задать: кучерявый механик, то либо барышня-одуванчик, увешанная шестеренками, подшипниками и прочим как древний дикарь бусами, либо лохматый пацан в солнцезащитных очках верхом на лазерном луче сварочного аппарата в окружении тех же шестеренок и подшипников, как будто заблудившийся шаттл в куче космического мусора. Я как-то попросил нарисовать диспетчера космодрома – так вообще ничего одушевленного – только пульты с десятками кнопок и джойстиков, как будто диспетчер – это не человек, а агрегат какой-нибудь. А на запрос «Русский богатырь» – хотел Илье подарок сделать – одни «лоси» какие-то с маленькими головами, все в броне, из каждой заклепки либо ствол торчит, либо рукоятка кинжала, а на плече непременно шипастая дубина и два меча на поясе.

– Как это ты сразу разглядел, кто горячая брюнетка, кто изысканная блондинка, – возмутилась Василиса. – Не смей смотреть туда, куда Джон смотрит! Я вас вообще теперь на рыбалку вдвоем не отпущу, сама буду ходить! Хоть с рыбой будем возвращаться.

– Да я на Арапку смотрел. Говорю же – знающий, похоже, товарищ. Могли бы расспросить, что теперь делать. А то пришли вроде как свидетели, а дальше куда?

– Сами разберемся, что тут к чему. Вон Игорь идет, его попытаем, – старичок Прохор замахал руками:

– Тут мы!

– Чего не заходите? – спросил, подходя, Игорь. – Все здесь. И свидетели, и родители, у кого еще остались. Ну и друзей ученых тоже не прогоним.

Он откинул полог, отороченный алыми лентами с золотым шитьем:

– Прошу!

В шатре было многолюдно и шумно. Изнутри он казался больше, чем снаружи, так, что противоположная сторона была почти не видна за гостями, либо стоящими группами, либо прохаживающимися без видимой цели. Вдоль белых стен стояли накрытые столы с угощением. Бледные копии известных музыкантов, чьи портреты украшают стены всех музыкальных школ планеты, выводили что-то позитивное, долго споря, чье сочинение играть следующим.

Глаза кота Василия загорелись, и он, на мгновение припав к настилу из свежеструганных досок, побежал между ног и скоро скрылся за скатертями, свешивающимися со столов до самого пола.

Хуторяне, приняв от асинхронно моргающей золотыми ресницами подавальщицы бокалы с шипящим напитком, отошли в сторонку. Князь Игорь, постояв с ними пару минут, собрался отойти к войску, но старичок Прохор дернул его за рукав:

– Слушай, княже, – зашептал старичок Прохор, – я о твоих не говорю, а эти, пришлые, чем интересуются? И когда назад оправляются? Вдруг им там, на месте постоянной дислокации, чего не хватает, а у меня есть? Узнай, княже. Я тебе из старых запасов кое-что подарю. Тебе, может, самому и не нужно, а по службе поможет.