Отдав последний долг нашему бедному другу, я заставил себя не погружаться в печаль и поспешил во Франсвиль. Надеюсь, что мне простят эти потерянные две недели, принесенные в жертву чувству, с которым я не смог справиться. Я ничего не сделал за все это время, однако пережил очень многое.

Когда я вернулся во Франсвиль, Деказ и мой славный Рош старались по возможности утешить меня. Рош – бригадир республиканской гвардии[236], который некоторое время руководил станцией Дьеле, а совсем недавно был назначен мной комендантом Франсвиля. Скрупулезный исполнитель всех инструкций, он любил порядок и экономию до такой степени, что отказывал себе в необходимом и урезал у других то, что считал излишним.

Когда я уезжал от адума, со мной не было ни одного европейца, кроме моего брата, которому я и поручил руководить экспедицией вместо покойного де Ластура. Было бы большим упущением сразу же не использовать людей, подготовленных де Ластуром для похода; если бы его отряд распался, значит, все его старания были напрасны. Мой брат уехал с ними и со своим верным другом Печиле[237], который повсюду следовал за ним[238].

Уже наступило 15 июля 1885 г., и, казалось, было слишком поздно предпринимать длительное путешествие. Дошедшее до меня тогда известие о соглашении 5 февраля между Францией и Ассоциацией и итогах Берлинской конференции делало бесполезной нашу запланированную разведку в верховьях Конго. Однако команда туземцев, которую я собрал, могла бы помочь мне продолжить исследование Нкунджи-Убанги. Мы бы прошли как можно дальше по этому притоку и попытались достигнуть границ его бассейна, чтобы изучить орографические узлы, которые, собственно говоря, и определяют северные пределы всего бассейна Конго. Я мечтал найти подтверждение своим гипотезам, как вдруг получил приказ вернуться во Францию.

Мне сообщали, что Миссия на Африканский Запад закончена, а мои полномочия передаются военно-морской администрации; мне предлагалось не медлить с отъездом.

По какой же из двух дорог возвращаться домой? Плыть ли по Огове, где у меня не было особых дел (запасов продовольствия там имелось более, чем достаточно, все было организовано, и царило спокойствие)? Или же продолжить путь по Алиме и Конго и через Браззавиль вернуться на побережье?

Я выбрал второй вариант. Этот маршрут давал возможность своими глазами увидеть и оценить политическое и материальное положение наших владений в Конго, где я не был долгое время. Кроме того, я не имел права вернуться в Европу, не дав распоряжений относительно тех сил и средств, которые с таким трудом доставил на Алиму; я должен был закрепить наш первый успех и не допустить, чтобы наши усилия пропали даром. Поэтому я спустился по Алиме, взяв с собой Деказа, которому собирался, уезжая, передать управление всеми внутренними областями[239].

В тот же день[240], когда наша флотилия из пятнадцати пирог достигла поста в низовьях Алимы[241], туда прибыл и де Шаванн[242]. По приспущенным флагам он понял, что мы едем с печальными новостями. Он тоже привез не менее грустную весть: на Конго только что скончался квартирмейстер Лебри[243]. Настоящий моряк, он умер, словно на капитанском мостике во время сражения. Когда настал его последний час, Лебри сказал еще твердым голосом: «Я ухожу; передайте де Бразза, что я всегда был верен своему долгу»[244]. Исполнение долга было главным в его жизни, казалось, он только об этом и сожалел, покидая наш мир.

О, сколько великих дел можно совершить с такими людьми, способными на такое самопожертвование!

Де Шаванн, которого я был рад видеть после долгой разлуки, быстро ввел меня в курс событий на Конго, и мы вместе продолжили наш путь. В то время как мы поднимались к Убанги, Деказ спускался к Браззавилю, где должен был ждать меня.