с арахисовым соусом. Будь моя воля, я бы питалась исключительно пельменями и макаронами и время от времени съедала бы ризотто. Один из слуг положил возле моей тарелки корону принцессы. Королева думала, что я буду рада её носить. Но меня эта перспектива совсем не воодушевляла. Я восседала на двух бархатных подушечках, скрестив руки, – принцесса, которая не желает носить корону. Король попросил меня расплести руки: по его мнению, в этой позе я была похожа на брецель. Я постаралась поменьше напоминать брецель.

– Солнышко, почему же ты не хочешь носить корону? – спросила королева.

Я чуть не фыркнула.

– Из-за моей причёски, разумеется! – ответила я.

Король с королевой взглянули на меня так, словно впервые заметили, что у меня растут волосы.

– Тебе же всего два года, – напомнил король. – Ты ростом меньше метра.

– А при чём тут мой рост? – не поняла я.

– Король хочет сказать, что в твоём возрасте ещё рано задумываться о причёсках, – объяснила королева. – И потом, корона наоборот подчеркнёт причёску.

– И сделает тебя выше, – добавил король.

Я покачала головой. Король с королевой меня решительно не понимали.

– Меня устраивает мой рост, – ответила я, – а мою причёску не нужно ничем подчёркивать. Она такая, какая есть.

Чтобы вы не удивлялись, я поясню: с первых дней жизни я приобрела привычки, которые вызывали неодобрение у королевской четы.

Например, моя манера есть спагетти.

Или звуки, которые я издаю, когда открываю банку с вареньем.

Или то, как в минуту сосредоточенности из уголка моего рта любопытно выглядывает кончик языка.

Или моя причёска.

Всё началось с моего рождения – по крайней мере, так мне рассказывали. Меня произвели на свет, искупали и запеленали. До тех пор всё шло хорошо. Мне дали материнского молока, я в первый раз срыгнула. Тоже никаких сложностей. Но потом я впервые заснула, а когда проснулась, то внезапно так громко закричала, что полроддома вынуждены были заткнуть себе уши.

Это привело всех в растерянность.

Королева попыталась снова накормить меня молоком, я её оттолкнула и продолжила кричать. Король строил мне рожицы, хлопал в ладоши и ходил по палате колесом. Все было тщетно. Я кричала не переставая. Лишь когда к кроватке подошла одна из медсестёр и погладила меня по редким волосикам, поправляя причёску, я вдруг умолкла и улыбнулась, обнажив тогда ещё беззубый рот.

С этого момента начался ежеутренний ритуал, о выполнении которого бдела и королевская чета, и слуги: сразу после пробуждения, купания и пеленания мне делали новую причёску. С тех пор я не проронила ни слезинки.

– Почему ты уделяешь столько внимания волосам? – однажды не сдержался король.

Не сомневаюсь: этот вопрос он хотел задать мне с того дня, как я появилась на свет.

– Как можно не уделять им внимания? – удивлённо отозвалась я.

Король пожал плечами.

– Мне вот всё равно на мою причёску.

– Ведь это же просто волосы, – добавила королева.

Иногда я сомневаюсь, точно ли они мои родители.

– У вас-то, может быть, просто волосы, – объяснила я, – но вот это…

Я потянула себя за прядку. В тот день мне сделали причёску под названием «Боковая волна»: выглядела она так, будто я на одну минуту дольше, чем следует, простояла под ледяным северным ветром, причём дул он только с левой стороны.

– …Мои волосы, – закончила я. – И им каждый день нужна новая причёска. Так бывает, когда у человека есть собственная шевелюра.

Королевская чета переглянулась, и король высказался за двоих:

– Откуда у тебя такие мысли?

– Да так, прочитала.

Король с королевой засмеялись.

– Дитя моё, ты не умеешь читать, – напомнил король.

– Очень даже умею! – воскликнула я.