– Ruhig, bitte… Тихо… Не паникуй раньше времени.

«Schmutzige judische Tuches! Лагерь давно уже должен спать, а эти свиньи все еще стоят на плацу… – пулеметчик со сказочно-забавным прозвищем Маленький Ганс отчаянно скучал на вышке и время от времени поворачивал корпус прожектора, поводя ярким лучом вдоль проволочного ограждения и по территории лагеря. – Вечерний аппель-плац должен быть закончен, капо должны разогнать заключенных по блокам… Во всем должен быть порядок! Так нет – какому-то кретину удалось бежать! А теперь из-за этого урода в лагере суматоха, проверки и обыски. Возможно, его свои же товарищи и пристукнули за кусок эрзац-хлеба или из-за окурка сигареты. Но тогда где труп? Трупа нет, значит, сбежал – дело ясное, как блюдо с айсбаном!.. Даже на гармошке, черт побери, не сыграешь, а ведь как-то сам господин комендант похлопал меня по плечу и сказал, что когда я играю на гармонике – он знает, что в лагере все спокойно! И даже пообещал, что я скоро могу стать ефрейтором. Это было бы здорово… Я иду по улице родного городка, у меня отпуск, встречные простые солдаты вытягиваются во фрунт и отдают честь! Господин ефрейтор! Это вам не Маленький Ганс-простофиля. Младший братишка прямо-таки лопнет от зависти, а как будет гордиться бравым сыном-ефрейтором мама! Говорят, что даже сам великий фюрер когда-то был ефрейтором!..

Пулеметчик еще разок прошелся лучом прожектора вдоль колючки и на всякий случай протер казенник своего MG тряпочкой – мало ли что, вдруг тревога. Внизу раздались громкие команды, заключенные зашевелились и поблочно начали расходиться, сопровождаемые внимательными взглядами охранников и лаем огромных овчарок. Ганс мысленно усмехнулся – вы бы так до побега старались, дармоеды… Ну и славно – значит, скоро можно будет и поиграть парочку-другую милых швабских песенок. А вот в тех окнах все еще свет горит – говорят, там какие-то ребята из абвера военнопленных вербуют в диверсанты, а потом забрасывают их в тыл к русским… Нет уж – ни русский тыл, ни Восточный фронт нам не нужен, тем более что скоро русским так и так конец…

– …Как эти кретины из СС могли его проворонить?! – негодовал Гольтерс, стоя у окна в уже поднадоевшем кабинете с неизменным портретом фюрера на стене. – Приказы издаются для того, чтобы их неукоснительно выполняли! Если велено расстреливать комиссаров, цыган и евреев – значит, их надо расстреливать! А этот болван комендант еще и посмеивался: «Я могу перевоспитывать даже комиссаров! Посмотрите, майор, как лихо он лупит плеткой своих вчерашних камрадов…» А вот с гораздо большим удовольствием я посмотрю, как этот самовлюбленный болван посмеется теперь, когда комиссар обвел его вокруг пальца и совершил побег! Уж будьте уверены, Ройшле, я не премину написать обо всем случившемся подробнейший рапорт и отправить его в Берлин! И не только адмиралу Канарису…

– Я бы не спешил, господин майор, – осторожно возразил капитан. – Стоит ли нам ссориться с комендантом лагеря? Наша работа еще не закончена… А вдруг его убили заключенные? Вы ведь прекрасно знаете, что изменников и предателей нигде не любят, а уж таких ретивых, каким был «наш комиссар»…

– Не смешите меня, капитан! Получается, что они его убивали, а он молчал и улыбался, и никто ничего не видел? Так не бывает… А вот если среди пленных был сговор, то ему могли помочь бежать, и поэтому-то все молчат. Круговая порука – так это, кажется, называется… А бежать он мог даже очень просто: товарищи аккуратно упрятали его в готовый к отправке штабель кирпича, и наш комиссар сейчас, вполне возможно, находится в сотне километров от лагеря! Нет, а все-таки я бы сейчас не отказал себе в удовольствии еще разок взглянуть на растерянную рожу господина коменданта… Упустить комиссара из-под самого носа!