– Иди отдохни, – горячая ладонь Дамира на плече. – Он поправится, а ты не ешь себя. Совсем серая стала, как стенка.

– Сначала… увидеть его.

Болезненное, невысказанное вслух «зачем сейчас?» застыло темной смоляной каплей на дне зрачков кавказца. Женю никто не остановил, когда она подошла совсем близко к Никите, спящему тяжелым наркотическим сном.

Можно было сотню раз повторить себе, что ничьей вины в случившемся нет, что «оно само», только вот колени подвели, и Женя медленно осела на пол, взяв раненого кибертехника за оставшуюся руку.

А за спиной у девчонки поднимали голову надоедливые призраки родителей, шепча набившее оскомину «сидела бы дома, ничего бы не случилось».

Да, это она со своей дурацкой жаждой свободы виновата во всем. Хочешь свободы – не привязывайся ни к кому, иначе угробишь и себя, и того, кто стал тебе близок.

И срывается с побледневших Жениных губ короткое:

– Прости…

«Шутить нельзя плакать». И ставь знак препинания, где хочешь.

Оникс закрыл глаза, впечатываясь в обшивку у входа на рубку. Глубже. Сильней. Слейся, черт побери, лицом с обоями, тем более, что к этому есть все предпосылки. Ты же дурак, хакер. Ты же обязательный дурак, хакер. Ты же незаметный-незаменимый… дурак? Ты не спускаешь на тормозах приказы начальства. Ты реально готовишься к миссии «Амальгама», забыв, что она – реалити-шоу имени самой себя. Ты поднимаешь нижние пласты Сети по любому экзамену, ты мотаешь свою тушку на центрифуге, ты, который с детства не переносит даже качение снегохода. Ты делаешь все это на сто двадцать процентов, хотя от тебя никто не требует и на шестьдесят.

Ты такой идиот, каких свет белый не помнит.

Сердце отчаянно засбоило, пытаясь скользнуть в безвременье, где нет буравящего взгляда капитана Орлова и трех слов на исходе первой недели тренировок: «Играй как живи». И сказал он это, боги транскода, ему без свидетелей.

Еще неделю Оникс Заневский ломал ночами голову над расшифровкой. Нет, дело тут явно было не в рейтингах телешоу, да и актерской игры никто не требовал. «Будь, пожалуйста», – попросил режиссер, заплатил деньги и понаставил скрытых камер по всему Харону и в радиусе километра вокруг. «Будь, пожалуйста, хакером», – попросила душа, и Оникс создал трехмерную модель корабля со всеми зонами покрытия следящей аппаратуры. И вот сейчас его лицо в слепой зоне тех двух глазков, что вмонтированы в потолок узкого коридора.

Незачем людям по ту сторону экрана видеть глубокую морщину между его бровей и закушенную губу. Не аритмия это вовсе, а недостаток информации рвет линию кардиограммы, вписывая осколки в ритм любимого капитанского стихотворения:

– Заневский? – голос Орлова над ухом произвел эффект разорвавшейся бомбы. – Вы раньше на пять минут.

«Всего на пять», – прокомментировал внутри параноик, быстро стирая с лица даже малейший намек на эмоции и мысли. Все строго по роли. Бесстрастный лед – хоть здесь киношники не потребовали от него невозможного горения.

– Начинайте, товарищ программист, – сухо проговорил Орлов.

И Оникс начал.

– Рубка управления является одним из главных отсеков космического корабля «Харон». Здесь находятся рабочие места капитана, первого пилота, штурмана… – Оникс остановился на середине фразы, вспомнив Соньера, который тихим французским матом с кучей шипящих крыл весь мир за пультом управления, пытаясь превратить себя в поющего ударника рок-группы – одновременно прокладывать курс и лететь по нему с точностью плюс-минус лапоть. – В общем, экипажу здесь дом родной и место фриланса.