На следующий день, встретив Маргарет, она сказала ей, что если ее жених числится пропавшим без вести, то можно попытаться выколотить из государства хотя бы небольшую субсидию. Маргарет смотрела на нее непонимающим взором, и тогда Эмили показала ей письмо. Маргарет побледнела и побежала к себе в мастерскую, где и заперлась.
Отныне о помолвке больше не могло идти и речи. Маргарет боялась связывать себя какими бы то ни было обязательствами. Агата предупредила ее: Натану может надоесть слишком долгое ожидание. “Да как же я могу выходить замуж, – воскликнула в ответ сестра, – а вдруг Ральф все еще жив?”
Примерно месяц спустя, в один ветреный четверг, под вечер, к Агате пришел за советом Натан. Она была дома одна. Натан по-прежнему чувствовал привязанность к Маргарет, но отказывался ее понимать. Агата открыла бутылку вина. Натан говорил больше часа. Агата слегка захмелела. Ей все труднее было уследить за собственными мыслями.
В какой-то момент обоим захотелось подлить себе вина, и их руки, одновременно протянутые к бутылке, соединились. И, словно существуя отдельно от своих владельцев, не пожелали расцепляться. Тем более что их губы уже опасно сблизились.
Проводив торопливо одевшегося Натана, который, выйдя из дома, брел по темной стороне улицы, едва не прижимаясь к стенам домов, – боялся столкнуться с Маргарет, – Агата заперлась в ванной и долго пыталась смыть с себя нежный, но стойкий запах его тела. Она намылилась с ног до головы, все еще ошеломленная силой только что пережитых ощущений. Лишь сейчас она поняла, что оба ее мужа, при всей их заботливости и внимании, были никудышными любовниками.
Не сговариваясь, оба решили делать вид, что между ними ничего не было. В следующее воскресенье Натан снова пришел к ним в гости. Отныне он старался не оставаться с Агатой наедине.
А еще через пару месяцев тайное стало явным. Агата убедилась, что у нее присутствуют те же клинические признаки, что у ее пациенток в начале беременности. Когда скрывать свое положение стало невозможно, она открылась Маргарет: ее якобы соблазнил один интерн, а потом бросил, влюбившись в другую медсестру. Маргарет проявила горячее сочувствие и даже предложила пойти устроить негодяю шумный скандал – Агата еле ее отговорила. Тогда Маргарет сказала, что распишет для малыша мисочку, чашку и набор тарелок.
Джейн Мэри родилась весной 1947 года. Метрику ей выписали на фамилию Саммер, в графе “Отец” поставили – “неизвестен”. По просьбе Агаты Натан согласился не разоблачать версию, предложенную сестре. Она пообещала ему, что позволит видеться с ребенком столько, сколько он сам захочет. Между тем Маргарет, растроганная видом новорожденной племянницы, снова задумалась о возможном браке с Натаном. Ей тоже захотелось иметь детей. И у крошки Джейн Мэри появятся кузены или кузины – ей будет с кем играть.
Когда девочке исполнилось два месяца, Маргарет решила написать ее портрет. Не просто картинку на чайнике, а настоящую картину. Вглядываясь острым взором в черты малютки, она не смогла не заметить их очевидного сходства с Натаном. Фотография, на которой он был изображен младенцем, стояла у нее на ночном столике.
Несмотря ни на что, она закончила портрет. В следующее воскресенье, дождавшись, пока Агата и Натан покончат с трайфлом[7], Маргарет показала им свою работу. Они выразили дружный восторг – ну как настоящая, восхитилась Агата. Ни слова не говоря, Маргарет положила рядом с картиной фотографию Натана в младенчестве. Потом вышла из комнаты и заперлась у себя в мастерской. Выслушивать объяснения Агаты она отказалась наотрез, а Натана не пустила даже на порог.