В момент выноса гроба в комнате матери был жуткий грохот. Затем с криком выбежали из комнаты ее сестры. Неожиданно какая-то неведомая сила одновременно подняла в воздух шесть цветочных горшков, сместив их со стола и подоконника на пол. Горшки не разбились. А вот земля рассыпалась и на столе, и на полу. Все решили, что это папа решил так с ней попрощаться.

В эту ночь я отпустила отдохнуть сестру и сиделку и осталась с мамой наедине. Она находилась в ступоре, но, после того, как ее переворачивала на другой бок для профилактики от пролежней, возвращалась в исходное положение и еще сильнее и крепче цеплялась пальцами за край кровати так, что пальцы скрипели. Откуда только такая сила в этом изможденном тельце! Даже разговаривать уже недели три практически не хватало сил. Я укутала ее одеялом и примостилась в кресле. Не хотелось выходить в прихожую, где сегодня стоял гроб отца. Как только меня стало морить сном, мама неожиданно закричала грубым мужским голосом: «Нет! Я не буду убивать Машу!!!» Затем с широко открытыми глазами застыла в жуткой гримасе, тяжело дыша и рыча, как дикий зверь, но при этом не забывала искать рукой телефонную трубку.

– Мамочка, успокойся! Я здесь! Я жива и здорова! Тебе просто кошмар приснился. Давай ромашкового чая попьем?

Я наклонилась над нею с поилкой, она выпила пару глотков и схватила мобильный телефон. Только присела в кресло, как маму стало трясти в конвульсиях, и она стала кричать: «Я не буду убивать свою старшую дочь! Уходи!»

– Мамочка, успокойся! Мы здесь с тобой вдвоем. Ты и я – твоя старшая дочь. Больше никого здесь нет. Кого ты прогоняешь?

Я не знаю, что ей привиделось, но ее просто трясло от ужаса. Хорошо, что тетя рассказала, что неделю назад, когда она ухаживала за мамой, а я была в командировке, мама постоянно говорила, что она никогда не убьет дочку. Тогда это восприняли как материнскую тревогу за дочь, уехавшую зимой на машине в дальнюю командировку. Сейчас это было другое. Она вновь и вновь кричала, что не будет убивать свою старшую. Все прежние приемы облегчить ей страдания массажем или поглаживанием по голове не помогали.

– Мамочка! Успокойся! Тебе не нужно никого убивать. Я здесь, рядом. Утром и младшая дочь придет.

– Он мне приказал: «Убей дочь, тогда сама жить будешь». Я ему все время говорю, что не буду, а он опять приказывает.

– Кто он? Здесь нет никого! Мы с тобой вдвоем. Это тебе приснилось.

Ее опять затрясло от страха:

– Он приказывает! Он требует убить дочь!

– Мама, это тебе приснилось! Кто тебе приснился?

– Нет, он сейчас здесь и опять говорит: «Убей дочь. Она уже выросла, и пора ее убить!»

– Успокойся, мамулечка. Здесь нет никого!

Она с широко раскрытыми глазами смотрела на кого-то невидимого у меня за спиной, так что я почувствовала, как мелкие холодные мурашки побежали у меня по всему телу. Стало жутко и безумно холодно.

– Кто он? Тебе папа приснился? Что он не смог тебе простить?

– Нет! Не папа! ОН! ОН здесь! Я его боюсь!

– Нет здесь никого! Я сейчас тебя святой водичкой умою. И будешь спокойно спать.

Мама как будто к кому-то прислушалась. Затем хитро улыбнулась и сказала:

– Он мне по телефону позвонил!! Не нужно меня умывать! Уходи. Я спать буду.

Если бы не милицейское прошлое и железная логика, то, наверное, сошла бы с ума.

Рядом на тумбочке лежал папин телефон. И в списке входящих десятисекундный разговор с неизвестным абонентом пару минут назад. Хотя телефон не звонил, и к трубке никто не прикасался. Вчера по этому телефону было много переговоров по похоронам. Вероятно, ошибка даты в журнале вызовов. Но, как ни успокаивала себя, до утра уснуть не смогла. Не помогла и святая вода. В комнате был адский холод. Укрыла всем, что было, маму, а сама до прихода сестры из комнаты не выходила. Хотя и не верила в мистику, но как-то боязно было.