Мой отец помешан на датах. Какие-то внутренние часы безотказно жужжат у него в голове перед каждым днем рождения, днем смерти, юбилеем и праздником. Его душа интуитивно мрачнеет за неделю до предстоящего события, и не успеешь оглянуться, как он закидывает меня сообщениями в соцсетях о том, что жизнь несправедлива, и что я никогда не пойму, каково это – потерять лучшего друга. Затем он снова возвращается к езде на своем мотоцикле по Пхукету, куда перебрался через год после смерти моей матери, заполняя пустоту теплыми пляжами, уличными морепродуктами и молодыми девушками, неспособными выговорить слово «проблема».

Чего я, кажется, никогда не забуду, так это то, что ела моя мать. Она была женщиной многих «обычаев». Политый расплавленным сыром ржаной хлеб и жареный стейк, которыми мы лакомились в кафе Terrace после дня, проведенного за покупками. Несладкий чай со льдом с половиной пакетика подсластителя Splenda, который, согласно ее заверениям, она никогда не использовала ни для чего другого. Минестроне[15] в сети итальянских ресторанов Olive Garden из-за недостаточного знания английского языка она заказывала «„с пылу с жару“», а не «обжигающе горячим» с дополнительным бульоном. В особых случаях в рыбном ресторане Jake's в Портленде она лакомилась полдюжиной устриц в половинках раковин с соусом champagne mignonette[16] и французским луковым супом «с пылу с жару». Возможно, она была единственным человеком на свете, который всерьез просил картошку фри «с пылу с жару» в автокафе «Макдоналдс». Мама ела тямпон, острый суп из морепродуктов с лапшой и дополнительными овощами в Cafe Seoul, которое всегда называла Seoul Cafe, используя синтаксис своего родного языка. Зимой она любила жареные каштаны, хотя от них ее всегда ужасно пучило. Ей нравился соленый арахис со светлым пивом. Почти каждый день она выпивала два бокала шардоне, но если в ход шел третий, то ей становилось плохо. Она ела пиццу с острым маринованным перцем. В мексиканских ресторанах просила мелко нарезанный перец халапеньо. Соусы она всегда заказывала отдельно. Она ненавидела кинзу, авокадо и сладкий перец. У нее была аллергия на сельдерей. Она редко ела сладкое, за исключением пинты клубничного мороженого Häagen-Dazs, пакета мандариновых драже, одного или двух шоколадных трюфелей See's на Рождество и чизкейка с черникой в день своего рождения. Она предпочитала все соленое. Мама редко перекусывала и завтракала.

Я отчетливо все это помню, потому что именно так любила моя мать. Она не предлагала ложь во спасение и не твердила заученные аффирмации, но остро подмечала то, что приносит вам радость, и упаковывала это вам с собой, чтобы вы находили утешение и ощущали заботу, даже этого и не осознавая. Она помнила, что вы любите суп с дополнительным бульоном, чувствительны к специям, ненавидите помидоры, не едите морепродукты, обожаете вкусно поесть. Она всегда наблюдала за тем, какой банчан вы опустошили первым, с тем чтобы в следующий раз, когда вы окажетесь за столом, подать этой закуски двойную порцию с горкой, а также не забыть и о различных других ваших предпочтениях, делающих вас – вами.

В 1983 году мой отец прилетел в Южную Корею, отозвавшись на объявление в газете The Philadelphia Inquirer, которое гласило просто: «Работа за границей». Как оказалось, они предлагали программу обучения в Сеуле продажам подержанных автомобилей американским военным. Компания забронировала ему номер в гостинице Найджа, достопримечательности района Йонсан, где моя мать работала на стойке регистрации. Предположительно она была первой кореянкой, которую он в своей жизни увидел.