Я надеялась, что наш процесс мытья хоть немного будет содержать прежние эротические нотки, но ожидания смылись уверенными руками Антона так же, как грязь с меня. Антон даже не взглянул на меня, как прежде. Он меня просто мыл, аккуратно, бережно, но без какой-то забавы, игры или заигрываний. Затем отнес в постель, где насухо вытер и даже помог надеть сорочку. Он взял влажное полотенце и вышел. А я не в силах сдержать слезы обиды, накрылась одеялом. Вскоре послышалась трель телефона Антона и хлопнула дверь. В квартире воцарилась страшная тишина. Куда ушел Антон, я не знала, а внутренняя Богиня шептала какие-то неприятные варианты, пришлось отключить её и уснуть.

Глава 3

7 июня( четверг)

Когда открыла глаза, комната отозвалась унылой пустотой. Я тихонечко лежала, прислушиваясь к звукам еще не проснувшегося дома и города. В всегда светлую комнату еще не заглядывало солнце, а легкая тюль на окне шелестела от проникающего ветерочка. Её шорох-единственный звук. Если прикрыть глаза, то можно представить юг, как вдали крадется море по песочному берегу, шепчет и зазывает поиграть. Вот-вот закричит чайка, и воздух будет обдувать лицо свежим, прохладным бризом.

– Кхе.

Я дернулась, испугавшись неожиданного звука, не вписывающегося в мои грезы.

– Ой, ты чего, малышка? Испугал? – Антон положил мне на плечо крупную ладонь.

Я улыбнулась, осознавая, что он тут, за моей спиной. Значит, вернулся, и я еще его малышка. Губа остро заболела, от натянувшейся улыбки, и я её накрыла пальцами, будто это движение могло успокоить саднящую плоть.

– Болит? – Антон перегнулся через меня. – Покажи-ка.

Он отнял мою руку от лица и осмотрел внимательно губу. Я же заглядывала в его глаза, ища в них его настоящую реакцию, что он испытывает теперь, глядя на меня. Отвращение? Разочарование? Прочитать его лицо я не смогла, испытала досаду. Что лучше: отвращение или неопределенность? Первое – конкретная эмоция, с которой можно работать. В моём случае слишком много вариантов.

– Светлана сказала, в субботу можно будет снять швы, к этому времени отек полностью уйдет. Я купил крема, которые она рекомендовала, сейчас надо будет нанести их на все твои синяки.

Он встал с кровати и направился в зал, мне осталось лишь наблюдать за его широкой спиной, удаляющейся непонятно куда. Я решила, что этого утреннего непонимания с меня достаточно, и, закрыв глаза, попыталась проспать неправильно начавшееся утро.

– Мишель, эй, Мишель, надо обработать синяки.

Антон вернулся с тюбиком мази в руках, я посмотрела на него, на тюбик, опять на него.

– Давай намажу, и пойдем позавтракаем.

– А работа?

– Ну куда же я тебя оставлю? Поработаю из дома.

Но ночью оставлять не побоялся, подумала я, но вслух не сказала, радости от того, что он не уйдет мне хватило, чтоб скрыть печаль.

Я медленно села и вытянула руку, ожидая, что получу мазь, но он всё сделал сам, выдавив густую полосочку на палец, шлепнул им мне на губу. Было больно, и это выразилось у меня на лице, Антон извинился, и стал чуть более аккуратен.

Справившись с губой, когда я уже чувствовала себя достаточно дискомфортно от нашего мероприятия, Антон, подцепив мизинцем лямку на моем плече, скинул её вниз, обнажив одну грудь. Я замерла в ожидании, когда он проделает то же самое с другой стороны. Моё ожидание было вознаграждено, и сорочка соскользнула до бедер. Под взглядом Антона соски напряглись, а снизу появилось тяжелое томление, казалось бы уже забытое чувство за последние дни.

Освободив руки, я медленно опустилась на подушку, поглядывая на Антона. Ожидая, сорвется он с цепи, как раньше, или мой вид потерял для него желанный вид. Взгляд Антона прошелся по моей груди, он шумно сглотнул слюну, и когда я решила, что воздух разогревается, наши взгляды встретились. Он тряхнул головой, выдавил еще порцию мази и стал размазывать её по моим ребрам. Я чувствовала страшную боль, но болела не губа или ребра, по которым скользили его пальцы, болело сердце, как бы это не звучало антинаучно. Я была окончательно не любима и отвергнута. Внутри меня сгорало в пепел всё прекрасное, что посадил за эти недели Антон. Огромный пожарище внутри, но наружу я не выпустила ничего. Антон скинул одеяло и стал мазать мои ноги, спокойно, размеренно, не выразительно. Мне подумалось, что мы с ним поступаем одинаково, не показываем свои эмоции, я – боль, а он- отвращение. Как только он закончил, я постаралась поскорее надеть сорочку и закрыть своё тело от его взглядов, наверняка полных ледяных чувств.