– Но здесь есть ещё кое-что, вот, смотри, в конце

– «хвост скорпиона». – Ярве показал на пять точек.

– Это очень злая подвижная фигура. Если она выпадает в раскладе, то всё не так хорошо, как кажется. А тут, как ты видишь, и так хорошего мало. «Хвост скорпиона» останавливает движение к цели. Говорит о том, что всё хорошее пройдёт, что оно недолговечно и скоро иссякнет, что всё заканчивается, осталось недолго. «Хвост скорпиона» – это всегда потери и перемены в худшую сторону, потери того, что нужно, что было привычно, на что всегда рассчитываешь. Говорят: «Он приносит зло с добром, но добро со злом». Это утраты вплоть до смерти. И ещё это предательство.

– Предательство друзей? – Нита изумился.

– Ну не врагов же, к врагам обычно претензий не предъявляют, от них никто верности не требует.

– Ты ещё поэтому ритуал решил провести? Не верил мне? Боялся поверить?

– Нет, не только, – Ярве замолчал и широким жестом стёр свой загадочный рисунок на песке.

– Зря я это всё затеял, нельзя идти в бой, глядя назад. А любое предсказание – это взгляд в прошлое. Забудь!

– Да я-то чего, я вообще ничего. Откуда ты в принципе выкопал это гадание, как-то не похоже на тебя.

– Моя мать научила меня. В моём роду не было девочек, и она передала мне – самому младшему… а теперь и единственному…

– Ты никогда не рассказывал о своей матери, почему?

– Никогда… и, наверное, не расскажу, – Ярве тряхнул головой, точно отгоняя мрачные мысли, – давай больше не будем об этом.

Неожиданный шорох раздался у них за спиной. Ярве дёрнулся и схватился за рукоять меча. В желтоватом блеске почти полной луны далеко, насколько хватало глаз, раскинулись барханы. Тёмное, как смола, небо, с миллиардами ярчайших крохотных точек, бестрепетно взирало на путников. Вокруг снова царила тишина.

– Песок остывает ночью, – он снова опустился на рыхлую сыпучую почву. – Скоро будет рассвет, и Сурудхост запоёт свою песнь. Ну а пока нам нужно многое обсудить и решить, что делать дальше. Ты уже пришёл в себя?

– Подожди. Есть хочу! Как на ноже. С детства так не хотел. Я ведь три дня, пока мы с Шелоной Фарр были у гэмиус, на одной воде просидел, и ту экономил. Всё боялся, что они мне что-нибудь в еде подсунут. Да и спать тоже опасался, вот и вырубился тут сразу. А ты говоришь, что я похудел и осунулся!

– Ну, этому помочь нетрудно, у меня тут как раз кое-что имеется, – Ярве полез в свою котомку и достал тщательно упакованный свёрток. – Сейчас приготовим. И тебя подкормим, да и мне перекусить не мешает. Он стал спускаться с бархана лёгкой походкой, почти не проваливаясь в рыхлый песок, к небольшой кучке заботливо приготовленных сухих веток, темнеющих на золотистом песке. Скоро Ярве вернулся, подтащив за собой громадную ветку, кое-где ещё даже сохранившую узкие листья.

И вот уже огонь вновь весело затрещал по корявым веткам, разбрасывая яркие всполохи в начинающее светлеть на востоке небо. Нита сидел, вытянув ноги, и расслабленно смотрел, как пляшут яркие искры, взмывая в бескрайнюю бархатную темень.

– Чем это так вкусно пахнет? Не томи, дай уже что-нибудь, я же умру от одного запаха, – рассмеялся он.

– Ничего, не умрёшь, – улыбался Ярве, откидывая бесцветные волосы со лба. – Давай я пока тебе свои соображения выскажу. Вот, глядишь, и отвлечёшься.

– Отвлечёшься тут, когда так пахнет. Ну да ладно, говори, что уж там.

– О, как я рад, что ты разрешил, – расхохотался друг, – на самом деле, – он перестал смеяться, – действительно рад, что могу поделиться с тобой всем этим. А то меня уже просто разрывает на части.

Все эти пять лет я думал о том, что происходит, – отрешённо говорил Ярве, – обо всём, что ты тогда рассказал. И у меня в голове никак не сходилось всё в единую схему. Чем бы я ни занимался, мои мысли постоянно возвращались к случившемуся. Я постарался узнать о гэмиус как можно больше. Узнать всё, что только может знать человек, не являясь сам гэмиус. Я попробую тебе кратко объяснить моменты, которые меня смущают и настораживают.