Большое количество замечаний и предложений касалось проектов судоустройства и судопроизводства с участием мировых судей. Большинство отзывов поступило от чиновников, к которым обращались с предписанием дать замечания, но были и немногочисленные добровольные отклики^>191. Недоверчивое отношение широкой общественности к судебной реформе отражало низкий уровень общественного сознания, пассивное отношение к общественным интересам. Такое положение дел в основном объяснялось многовековым отсутствием в России законности и крепостническими отношениями^>192. У многих складывалось впечатление, что «списывая французские учреждения и примешивая, уже не так охотно, кое-что из английских, наши комиссии (имеются в виду комиссии по составлению «Основных положений преобразования судебной части в России». – Авт.) как будто жалеют, что, сталкиваясь с русской действительностью, они бывают вынуждены не совсем целиком переписывать иностранные постановления, которые в свою очередь долею вытекли из своих народных обычаев, а долею перенесены из римского законодательства; от этого пропускаются без внимания те начала, которые живут в русском народном обычае и которых развитие могло бы идти естественнее и успешнее»^>193.

Однако следует заметить, что хотя практически все присланные замечания учитывались членами комиссии при Государственной канцелярии – составителями Судебных уставов, но, к сожалению, не оказали существенного влияния на ход дальнейшей работы над законодательством. В связи с этим следует обратить внимание на странную судьбу тех материалов, которые поступили в комиссию как результат ее обращения к общественному мнению. Как вполне справедливо отмечал И. В. Гессен, «все шесть грандиозных томов замечаний, в которые вложено было столько беззаветного труда и энергии, оказались совершенно ненужными, как будто совершенно забыли, что правительство обращалось к частным и должностным лицами с просьбой высказаться об основных положениях»^>194. Этих замечаний «словно не бывало, с ними не только не считаются, но даже и не упоминают о них. В многочисленных объяснительных записках комиссии и в журналах Государственного Совета с трудом найдется пять-десять ссылок на замечания, и эти ссылки играют лишь «роль орнамента в букете доказательств, без которого легко было бы обойтись»^>195. И. В. Гессен объясняет такое отношение к замечаниям тем, что в комиссии установился взгляд на непререкаемость «Основных положений…», составляющих предел, «его же не прейдеши»^>196. Это объяснение представляется очень правдоподобным. Можно ли, однако, упрекнуть комиссию за такой фетишизм по отношению к основным положениям? Едва ли. Скорее всего, руководители дела очень хорошо понимали, что всякая попытка, «перейти предел» в сторону, им желательную, вызовет обратное движение, против которого уже нельзя будет предъявить формального возражения, основанного на признании незыблемости основных правил. При таких условиях «замечания», представляя весьма интересный и еще недостаточно обработанный материал для характеристики общественного мнения того времени, практически не отразились на истории составления Судебных уставов.

В целом же, 29 сентября 1862 г. стало кульминационной и важнейшей датой в истории составления Судебных уставов, так как «с утверждением основных положений закончена была, хотя еще только вчерне и без внутренней отделки, вся постройка задуманного храма правосудия»; «оставалась еще впереди большая и трудная работа, но эта была работа преимущественно техническая»