Первым был Альмагро – кривой и старый,
за ним пришёл свинопас Писарро,
третьим был каноник Лука – знаток в мракобесии.
Каждый за спиной компаньона держал кинжалы свои,
грязным взором на стене кровь наблюдали,
и золото далёких царств, что их вовлекали.
Вот был скреплен союз, Лука поднял чашу неспешно,
а трое воров замесили облатку с наглой усмешкой.
Тёмный Перу, затопленный морем, был отмечен их знаком.
Сотни чёрных крестов на судах отплыли к югу во мраке.
Здесь были кресты агоний из лохмотьев и волокон,
кресты с колючками гадов, в нарывах все гнойных,
кресты похожи были на лапы паучьи,
зловещие кресты на них были – охотничьи.
11. Агония и Красная черта
В Кахамарке началась агония века.
Это был неистовый галоп и неясный блеск с побережья.
Так появились капитаны, к ним вышел с музыкой Инка.
Бородатые с другой планеты пришли невежды,
и Вальверде, капеллан, шакал, объявил устами:
«Убивайте Инков, я все грехи заранее учту».
Десять тысяч перуанцев полегло под их мечами.
Монарх провёл над лбами бандитов красную черту.
Надо было наполнить комнату золотом и серебром при этом,
день и ночь кружилось колесо пыток до тех пор,
пока у невест срывали браслеты, а крестьяне несли монеты,
кружась, катилось золотое колесо к вершинам гор.
Сбежались тигры в стаю, кровь и слёзы поделили до мелочей.
Бандиты измерили ногтями все сажени,
печальный вождь различал хохот монаха в голосах палачей,
его сердце наполнилось острой горечью хины.
Он созрел умом, и безмолвие его высочества
думало о своих владениях и нагорном Куско,
загадкой было всё – ножом и одиночеством,
кровавая черта поглощала богатства и дышало грустью
немого царства на пороге смерти и нирваны.
Вошла смерть, но Вальверде не понял её веру,
пока готовили костёр, затянули на шее верёвку Хуану,
и острый крюк вонзился в скорбную душу Перу!
12. Элегия
Один в безлюдье равнин, я плакать хочу, как реки,
потемнеть и уснуть, словно в древнюю ночь руды твоей.
Как светозарные ключи попали злодею в руки?
Поднимись, Оэльо, доверь тайну недр истоме долгих ночей.
Свою мудрость вдохни мне в жилы и отмерь!
Я не прошу солнце, а говорю с тобой сквозь сон оков.
Взываю мать Перу к земле – утроба Кордильер,
лавиной кинжалов попала за ограду твоих песков?
Из твоих я вышел корней, но я тёмный умом и ты —
мне земля не открыла мудрость свою средь могил.
Сон нелепый смог змеёй доползти до красной черты.
Очи скорби, ветвистый мрак! Уксус ветра зачем испил?
Почему не вознёс тиару свою из глины Капак?
Дай мне лечь и страдать, хмурой ночью уйти под землю
и в земле мёртвым корнем не зацвести бы никак.
Я вернусь туда с моим горем и отыщу золотое жерло.
13. Войны
После и до часов из гранита катилось пламя пожара.
Альмагро, Вальверде, Кастильо, Уриас, Писарро,
убивали друг друга и делили награбленное добро,
спорили о династиях и похищали жён своих и золото.
В корале давились, истекая кровью на просторах,
рухнуло древо разбоя от гангрены в жестких раздорах!
Тогда воцарилась смерть над агонией своих детей,
на землях Перу крысы обглодали их до костей,
как и прежде, вгрызалась утроба в утробу
и, губя, погибала сама понемногу.
Мясники, упавшие в грязь алчной наживы кентавры,
божки, сокрушенные блеском золота, истребили
сами племя своё людей с окровавленными когтями.
Возле скал нагорного Куско в золотой пыли возродили
театр адских империй: там Разбой был с зелёной мордой,
умащённая кровью Похоть и Корысть с золотыми ногтями,
Измена с пастью гнилой, Крест, подобный хищному гаду, гордый,
Виселица на фоне снега и смерть, как воздух, под своей бронью.
14. Сражающая земля Чили
Альмагро принёс с севера морщины молний,
как истинный испанец он был в плену безмолвий,