По «обезьяннику» ходили слухи, что есть такие части, в которые ни в коем случае не стоит попадать, потому что там происходит полный беспредел. Одна такая часть была в Елани, покупатель из которой приехал набирать себе команду. Меня научили: чтобы туда не забрали, на перекличке нужно промолчать, а позже подойти к офицеру призывного пункта, который был из Ноябрьска, откуда призвали меня (не мог же он земляку отказать!), и попроситься у него в «нормальную часть», поближе к дому, что и было сделано.
– Ладно, что-нибудь придумаем, – пообещал офицер, переспросив фамилию.
Слово он своё сдержал. Я попал в роту обеспечения лётной эскадрильи в/ч 3732 внутренних войск. Нас построили и повели на вокзал. Передо мной шёл тот самый пацан-рептилоид…
Наша часть, в которой мне предстояло служить, стояла непосредственно в Екатеринбурге. После КПП открывался огромный плац, по правую сторону которого располагался штаб учебной части и РМТО (рота материально-технического обеспечения), у КПП, перед плацем сама трёхэтажная учебка, где я проходил КМБ и Доподготовку. Слева от плаца Дом Культуры , чуть дальше столовая, а за плацем наша лётная эскадрилья. Из письма домой: «…мы ведь лётчиками считаемся, хотя только охраняем 7 вертолётов, 2 из которых в рабочем состоянии. На остальные, чтобы починить, пока нет денег…».
По приезду в часть мы обязаны были сдать гражданскую одежду и получить форму. Вокруг вновь прибывших, как стервятники, слетелись военнослужащие других, старших призывов и уже начали делить гражданку между собой, ещё не снятую с молодых.
Когда нас, молодых, повели в солдатскую столовую, со всех сторон в нашу сторону понеслось шипение «Духи! Вешайтесь!». Это был сильный психологический ход. У меня пробежал неприятный холод по спине. Вновь прибывшие затравленно оглядывались, а после приёма пищи, когда нас рассадили в Ленинской комнате (комната боевой подготовки и досуга) «рептилоид» стал испугано, в полтона, заговорщически говорить.
– Пацаны! Пацаны! Нам нужно всем держаться вместе! Нельзя поодиночке, только вместе. Если мы будем поодиночке, из нас отбивные сделают. Только вместе!
Всю его гражданскую спесь, надменность, крутизну как рукой сняло. Такого испуганного взгляда я не видел у него больше никогда. Я отметил в нём присутствие явных лидерских качеств и про себя с ним согласился: « Пожалуй, он прав». В принципе, его правоту признали все и дали слово, что в любой ситуации будут приходить на выручку, но на деле оказалось далеко не так. Оратор почти сразу нарушил свою клятву.
На исходе первого дня нас подстригли наголо и направили в некое подобие бани с отбитым кафелем и колониями грибов на нём. Стены были полностью облупленными. Мы переоделись в новенькую пятнистую форму. В Ленинской комнате промаркировали ее, подшили подворотничками и шевронами Уральского округа (ящерицей в короне) на правую руку и флагом России на левую. Ящерица мне понравилась. Было похоже на эмблему каких-то специальных войск. Впоследствии я понял, что у каждого военного округа, из семи существующих, имеется своя эмблема. У Уральского – была ящерица в короне.
Сразу напомнило сказку «Хозяйка медной горы». Военный, построивший нас, тоже уверял, что мы попали в сказку. У них тут как в лагере, даже лучше. Эта новость немного успокоила, хотя чуть позже стало ясно, что лагерь он имел в виду исправительный, а не пионерский. С горем пополам намотали портянки. Когда выдавали сапоги, я назвал 44й размер. Примеряя их, мне показалось, что они жмут, и я попросил на размер больше. Они оказались ну очень большими, но менять повторно я уже не рискнул, чувствуя на себе недобрый взгляд офицера, выдававшего обувь. Побоялся. Впоследствии я об этом часто жалел, особенно на ФИЗО (ФИЗкультурное Образование). Сапоги болтались и чтобы они не болтались, мне приходилось подкладывать в них бумагу. Но увеличенный размер обуви очень мешал ходить гуськом и выполнять всякие хитромудрые армейские упражнения, из-за чего я не смог блистать своей физической подготовкой. Поэтому утренняя физ. зарядка меня, да и не только меня, очень сильно изматывала. Старослужащие откровенно издевались над нами, и им доставляло явное удовольствие смотреть на то, как мы бегаем и отжимаемся до рвоты.