– Для чего он? – сказала она.

Веки Дурмана дрогнули и чуть прищурились; он облизнул нижнюю губу, пройдясь по ней зубами. Ирис ждала и давила вопросом.

– Это оружие, – ответил Дурман. – Точнее для нас, для ордена, это больше символ, мы почти не используем его как оружие. Для этого у нас есть кинжалы из обычных металлов. Обычно они больше, и используются в паре.

Нахмурившись, Ирис смотрела на кинжал, а в глазах провисали: озадаченность и запутанность. У Ирис не было ощущения что творение являлось оружием.

– И… и что вы делаете с оружием? – сказала она.

– Ты имеешь в виду для чего оно? У вас нет ни одного?

– Очевидно… оно нам не нужно?

– Очевидно, – выдохнул Дурман. – Нам оружие нужно для защиты, или нападения. Так что как видишь, ничего нового в него не вложилось.

Нахмурившись, Ирис только больше запуталась. Она могла поверить, что творение было создано для защиты; но не могла поверить в то, что творение было создано для нападения. Ирис вспомнила его красивый, короткий и явно не острый клинок – чтобы ранить кого-то таким нужно было бы приложить немало усилий.

Ирис вздохнула, подобрала ножны, убрала кинжал и положила его там, где взяла. А когда она направилась к выходу, Дурман сказал:

– Постой.

Он оттолкнулся спиной от стены, провис корпусом вперёд между разведённых колен и коснулся костяшками пола. Ирис остановилась боком к Дурману и повернула к нему голову. А он смотрел на неё и будто изучал. На его лице возникла широкая улыбка, которая в слабой освещённости помещения показалась жутковатой, а глаза блеснули.

– Ты – другая, – сказал он. Лицо Ирис разгладилось, а в глазах заметалась растерянность. – Полагаю, в любом стаде найдётся исключение. И, кстати, мне вот интересно что вам рассказывают о нас? Что мы дикари, носящие тряпьё, использующее дерево, кожу и кости как материалы, носимся по лесам и долинам, и что наша магия примитивна и слаба, так же, как и наше общество?

Ирис нахмурилась. А Дурман улыбнулся:

– Но не ты, – сказал он. – Ты не веришь всему, чему они, – кивнул он на дверной проём, – тебя учат.

На лицо Ирис как защита наделась маска непроницательности.

– О-о, – протянул Дурман и усмехнулся. – Ты хорошо умеешь прятаться. Много практики?

Слева Ирис увидела движение – посмотрела на проём и увидела, что Вязель, потирая локоть, мельком заглянул внутрь через плечо и напрягся. Вернув взгляд, Ирис хотела направиться к выходу, но наткнулась на Плюща – пустое лицо, затуманенные глаза. Ирис сдвинула брови и присмотрелась.

– Кстати об умениях, – понизил голос Дурман. Не глядя на него, Ирис направилась к Плющу. – Я видел, как ты с ним. Знаешь кто хорошо лжёт? – Он улыбнулся: – Тот, кто лжёт много.

Ирис взглянула на него ничего не выражающими глазами, опустилась рядом с Плющом на корточки и отвела соединённые колени в левую сторону. На них упал свет через разлом, из которого выглядывали тонкие корни с комочками сухой почвы в их объятиях.

– Да брось, – сказал Дурман. – Мне-то ты можешь сказать. Я не родился в ордене, и там, где я жил… Скажем так, я знаю, что значит быть другим. Я смогу понять. – Он перешёл на шёпот: – И я обещаю, что им не скажу.

Ирис пробежалась взглядом по лицу Плюща, заглянула в глаза, которые смотрели на неё, но сквозь. Она хотела коснуться рук Плюща, но тут же одёрнулась и впилась ногтями в ладони.

– И хочешь совет? – сказал Дурман. – Тот парень тебе поверил, но в следующий раз постарайся вообще не нервничать. А то этим можешь себя выдать.

Ирис хотела бы сказать, что чем больше и важнее ложь, тем лучше и увереннее она лжёт; но не стала. Помедлив, Ирис коснулась левой рукой лба Плюща, прижала его голову затылком к стене и, прикрыв веки, настроилась на его здоровье.