Блуждая по линиям прожилок на стене, Ирис снова вспоминала о предстоящем посвящении. Из-за мыслей о будущем грудная клетка сжималась кольцом, а душа рябила беспокойством. Но привычные мысли и тревоги одёрнули тихие шаги.

Шаги остановились по ту сторону полотна, и раздался мужской голос:

– Ирис?

Она повернула лицо к проёму и, зная, что он не войдёт, сказала:

– Да?

– Флокс передал тебе, чтобы ты ждала его на крыльце.

Она вздохнула так, что он не услышал, и ответила:

– Хорошо. Спасибо.

Шаги удалились и затихли. Ирис откинула покрывало и поставила босые стопы на холодный, гладкий мрамор. Утренние лучи коснулись пальцев ног – и на лице Ирис возник призрак улыбки.

Ирис отпила воды из глиняного кувшина и вернула его на место; заправила кровать, шагнула к табурету и оделась.

Одежда была из лёгкой ткани песочного цвета: чуть свободные штаны, приталенная туника была длиной до середины бедра, с круглым воротом и свободными рукавами до локтей, а от талии по бокам шли разрезы. Тёмно-коричневая лёгкая обувь из ткани была высотой ниже щиколоток, со шнурками и эластичной, тонкой подошвой.

Смотря на ровный белый квадрат комбинезона, Ирис поправила его на миллиметр и пригладила едва видимую складочку у верхнего угла. В груди возникла странная тревога, которая копошилась как колкий комочек. Ирис выпрямилась и коснулась пальцами солнечного сплетения – сделала усиленный маленький глоток со скудными слюнями, и отрывисто выдохнула облегчение.

Кулачок был на месте. Сжат, как и прежде.

Но странная тревога не ушла, и к ней прибавилось нечто отдалённое, непонятное и ускользающее. Ирис нахмурилась и подумала о некоторых моментах из отвергаемого сна. Она подняла левую руку и, смотря на пустую ладонь, ощутила призрак того творения. Проснувшимся умом Ирис могла сравнить тот предмет только с ножом, но понимала, что для него было более подходящее слово, которое было известно во сне.

Ирис проглотила игнорирование и отвержение, прикрыла веки и позволила протечь в голове тому, что видела и испытала. Но когда поток воспоминаний достиг момента взятия творения в руку – то будто наткнулся на стену. Ирис сжала кисть в кулак, напряглась и, водя и дёргая головой из стороны в сторону, пыталась вспомнить хоть что-то.

Ирис не смогла. И, отпустив себя, она на выдохе открыла веки.

Вспыхнула сильная, тянущая тяга к тому творению – невыносимое желание взять его в руку, но уже в реальности; ощутить странный порыв откровения – упущенный, забытый – который утёк из памяти, оставив налёт важности; ощутить ту мощь магии, ту жизнь в этой странной оболочке необычных материалов. За всем этим висела блеклая тень страха. А пылающее желание и боль от неисполнимости разрывали душу.

Ирис сделала обрывистый вдох, накрыла лицо дрожащими руками и прошептала:

– Что со мной происходит?

Звонкий удар – и она вздрогнула. Порыв ветра, шурша листвой, снова толкнул незакреплённую створку, и она ударилась о стену продолговатой, узкой ручкой. Ветер стихал; Ирис смотрела на покачивающуюся створку, а странное ощущение тревоги возросло. Нахмурившись, Ирис приблизилась к окну. Только она хотела опереться на узкий, серебряный подоконник и выглянуть – как в ветках дуба раздался шелест листвы, и какая-то птица упорхнула в сторону. Ирис от неожиданности ахнула и отстранилась – нервно усмехнулась и, покачивая головой, отступила на шаг.

Странная тревога рассеивалась. И взяв себя в руки, Ирис прошептала:

– Там была Грань. Я была в Грани, значит это точно был не сон. Но… что тогда?

Напрягая память, она поморщилась и коснулась рукой лба – пребывание в Грани блекло, как неважная прелюдия.