Мало что вспоминается в деталях. Разве что трёхмесячное участие в научной экспедиции Академии Розы Мира. Знаменитые пещеры Марса… Свежие, не тронутые земным любопытством – их только что открыли. Открыли и через месяц закрыли. Почему закрыли, и сейчас не знаю. Марсиане не оставили ничего из своей технологии. Только образцы искусства, исполненные невероятно живыми, превосходящими диапазон человеческого восприятия, красками. Мне повезло. В прорытых под пирамидой Вечного Ужаса ходах нашёл два осколка неизвестного прозрачного минерала. О, то были волшебные камни! В глубине их светили и двигались мириады искр-огоньков. Сравнить не с чем. Земля тогда не имела ни «Ареты», ни Путевого Шара. Если Шар сделать твёрдым и разбить на кусочки, получится примерно то же.

Один камешек подарил Илоне в день её двадцатилетия под видом амулета. Он ушёл вместе с ней. Тот день рождения она встретила стажёром на рейсовом крейсере-челноке «Луна-Фобос», командование которым я только что принял. Второй камень вошёл в коллекцию Цеховой Академии.

И секунды не вернуть. Словно приснилось нечто, похожее на жизнь.

…Где-то происходит настройка. Экран Перископа лихорадит. Изображения наслаиваются друг на друга, искажаются… Понимаю: сталкиваются разновременные пласты моей памяти, идёт ориентированный психопоиск. Неужели вакуум? А возможно ли отсюда воздействовать на своё прошлое? Изменить хоть что-то?

Поток воспоминаний продолжает течь, меняя направления и скорость, натыкаясь на пороги…

Режим посещения Колледжа «посторонними» ужесточался не раз. Пошла охота за методиками и отдельными приёмами обучения космолётчиков. В то время Цеха, как и федеральные органы, отрицали за собой такой интерес. Курсантов перестали допускать к участию в континентальных спортивных состязаниях. Впрочем, закрыли от нас не только спорт. Любые конкурсы вне стен Колледжа стали табу.

Из экипажа «Ареты», кроме меня, школу Космоколледжа прошёл Агуара. В какое время – неизвестно. Лет он моих, но я его там не встречал. И общих на двоих знакомых по Колледжу нет. Но то, чем он обладает, получают только там. Почти мгновенная реакция мысли; точность выводов, решений, действий… И, конечно, взрывная сила и феноменальная выносливость. А ещё: иной, не общеобычный, склад ума, иное мышление, иная логика. Отсюда замкнутость, элитарность. И – престиж профессии. Многое из этого набора в Агуаре не проявляется. Он хорошо себя контролирует.

Экран вернул-таки Илону в розовом. Тропинка в том месте проходит рядом со скалистым обрывом. Сейчас хорошо вижу: море на редкость спокойное, от берега до горизонта в полосах нежных тонов, от голубоватого до зелёно-фиолетового. Отражённая радуга моря… Недалеко – жёлто-серое пятно рифового поля. Предупреждающих знаков не вижу и теперь. А службе охраны жизни на Земле народ доверяет абсолютно. Я, стоящий в престижном комбинезоне – частичка народа. И уверен: особого риска в красивом прыжке в воду нет. Всего-то до воды метров двадцать.

Хотел я показать, как это делается. Да не успел, не получилось демонстрации. И с того момента в нашу с Илоной жизнь внедрился неизменяемый закон-аксиома. В соответствии с ним Илона до последнего дня опережала меня в критических ситуациях. Причём в каждом отдельном случае предугадать её поступок не было возможности. Я пытался настраивать себя на готовность к упреждению. Бесполезно. Трагедия на «Дикобразе» – не случайность. Илона в последний раз защитила меня. Как и на сегодняшнем экране, только тут – в первый раз.

Чей-то голос повторил во мне: «Не успел…». Голос личного суда.