– А кто хранитель твоего рода?

– Моего? – Мне хотелось смеяться. Я зажала рот вишнёвой рукой. Пальцы красные и липкие от сока. – Я не дворянка.

– А?

Не поняла? Она смотрела так, будто я глупость сказала. Красивые у неё всё-таки глаза. Если бы я осталась, если бы я не хотела сбежать так сильно, так сильно, так… мы могли подружиться… Я бы хотела подружиться. Наверно. Я плохо умею дружить.

– Я не об этом! Нет, – она потрясла головой, рассыпались кудряшки. – У каждого есть род. Родители, – протянула. – И прародители. И хранитель. У моего Али Сопрар. Вот смотри! – Ника придвинулась ближе и, не снимая с шеи, протянула медальон с серебряной ослиной мордой. Вот тут-то точно нельзя смеяться.

– Аль Сопранг, – поправила я. – Покровитель путников. Бог дорог и всех заблудших.

– Нет, Сопрар. Али Сопрар.

Я не стала спорить. Пусть будет Али. Аль Сопранг мелкое божество. Такое мелкое, что в него даже можно поверить.

– А у тебя?

Я покачала головой. Не говорить же про ворона!

– Я сама по себе. Разве что… – я потянула за цепочку, из-под ворота показалось кольцо. Не люблю его показывать. – Мамино.

– Красивое. Это листик? На мяту похож.

– Правда? – Я покрутила кольцо. Простое серебро, простой листик, похож на листик. На любой резной листик. – Никогда не думала, но мне нравится. Давай на речку пойдём?

Мы лежали, соприкасаясь плечами, а где-то у наших ног плескалась река.

– Если идти вдоль реки долго-долго, – начала Ника. В мире не осталось ничего кроме неба, малиновых туч, её острого горячего плеча, упирающегося в моё. Кроме Ники. Кроме Ники, лета и Никинова голоса, – к самым истокам. К саа-амым, – растянула она, – попадёшь в благословенный край. Я в детстве хотела найти его. В Ласковом та же река. Однажды я сказала маме, что иду к подружке на вишнёвый пирог, а сама спустилась к реке. Я шла и шла целый день вдоль берега, а потом упёрлась в мост. Я час сидела под мостом и рыдала, я хотела увидеть Рьялу, и горский народ. А там мост, бетон, железо и пограничники. Один спустился курить, а у него морда кабанья. Настоящее рыло! Клыки, щетина, глазки чёрные, маленькие. Я взвизгнула и убежала. Даже к ужину успела. Никто и не узнал, а потом, когда мне пятнадцать исполнилось я рассказала. Папа только посмеялся. Он сказал, до настоящего Линя нужно месяц идти.

– И что дойдёшь?

– Дойдёшь! Представляешь?! Только туда никто не ходит. Дороги ещё в прошлую войну все разгромили. Там, говорят, арбы летали. Настоящие арбы!

– Те, что горской работы? Они уже лет пятьсот как не летают.

– А там летали! Ну так папа рассказывал, – она улыбнулась. Я бы не смогла так легко говорить о моих милых мёртвых. – А ещё над Линем Кромка тонкая-тонкая. Тера, ты знаешь, что такое Кромка?

– Ага. Всё знают, что такое Кромка!

Не ну громкое, конечно, заявление. Ученые до сих пор спорят, точнее спорили до войны. А может не спорили, не знаю. И Ника, кажется, не знает. Совсем не знает.

– Я нет, – тихо призналась она. – Только про туман. Как ты рассказывала тогда.

– Правда?

– Я даже школу не закончила. – Она отвернулась от меня. Стесняется? Боится?

– Тогда слушай, великий профессор Терия Лорис, – боги на черта я сказала ей мою фамилию? – сейчас поведает тебе откуда взялась Кромка.

Интересно, на сколько она, получается, младше меня? На год, на три?

– Две браны3, – начала я и сразу же поняла – сложно, – два тонких листочка вселенской материи, – не, ну ещё хуже, – соприкоснулись, не сливаясь, так получилась Кромка. – Я сложила ладони одну под другую и повторила: – Две браны. – Ника хихикнула. Раз ей нравится, продолжим перевирать учебник. – Планетарная система с желтым карликом в изголовье, – на «изголовье» хихикать захотелось и мне, – ну в смысле в центре. Ты поняла? В общем, она поймала два параллельных пласта материи. Как полки в шкафу, одна упала на другую, едва-едва касаясь. Долгие века астрофизики обоих миров гадали, ища секрет загадочной «тёмной материи» вносящий туманный перевес в общую сумму расчетов. Почему небесные тела вращаются там, где им вращаться не должно? Почему у нашей планеты такая странная орбита? Что за аномалии таятся в Линьских лесах? – теперь я сделалась похожа на диктора с радио, сказался мой скудный сценический опыт. – Проще всего объяснить это Морой, Змием, туманом и прочими церковными сказочками.