– Но я всего лишь принес едус, – пролепетал мужичок.

Происходящее ему совсем не нравилось.

– По распоряжению из Мозга город находится в карантине. Поэтому каждый, кто прибывает в Желудок, должен быть учтен в реестре, – объяснил солдат. Это был макрофаг, как догадался по его внешнему виду Инсулин: огромный с широченными плечами, которые едва втискивались в его футболку цвета хаки.

– А можно узнатьс, почему объявилис карантинс? – осведомился Инсулин.

– Документы! Живо! – заорал солдат, наклонив массивную, как у носорога шею, почти к самому лицу коротышки.

– Дас, да конечнос.. Сейчас найдус.., – промямлил Инсулин, шаря толстыми пальцами в карманах пиджака. Из кучи бумаг он нашел нужные и протянул их солдату. Тот, быстро пробежавшись по ним глазами, всучил их обратно Инсулину и рявкнул:

– Идите за мной! Вам разрешено находиться здесь не более получаса!

– Но за полчасас я ничегос не успеюс, – попробовал пикнуть Инсулин.

– Молчать! – рявкнул солдат.

Инсулин удивился, когда солдат остановился примерно на том же самом месте, где Инсулин обычно зачитывал нормативы приема пищи на сегодняшний день. Зачем этот громила провожал его? Но задать вопрос Инсулин не решился. Мимо них прошествовала группа нейтрофилов – более юрких, но менее массивных солдат. От отряда отделился офицер в белой военной форме с позолоченными пуговицами и неспешной походкой подошел к Инсулину и его громадному проводнику. Это был Т-лимфоцит из подразделения Приобретенного иммунитета. «Раз командование тоже здесь, то в Желудке случилось нечто ужасное», – промелькнуло в голове у Инсулина.

– Что это за птицу ты привел, Раф? – насмешливо разглядывая Инсулина, спросил офицер.

– Разносчик еды, сэр, – голосом, начисто лишенным эмоций, ответил солдат. «Разносчик еды?! Да как он посмел заявить такое?!» – Инсулин чуть не поперхнулся от негодования.

– Позвольтес спроситьс, что здесь происходитс? – все еще кипя от обиды, спросил Инсулин.

– Обернись и ты все увидишь, – ответил офицер.

Мысли в голове коротышки заглушили внешние страшные звуки, которые доносились с правой стороны площади. Сейчас, несмотря на царящий там полумрак, Инсулин смог разглядеть, что находилось в клетках – люди, полуголые, в жалких лохмотьях, их согнали большими группами вместе, запихнув в тесные квадратные камеры.

Инсулин уже хотел было выразить свое негодование по поводу такого жестокого обращения, но, присмотревшись внимательнее, он осознал, что несчастные пленники гораздо меньше походили на людей, чем ему показалось раннее. Они вели себя как дикие взбесившиеся звери, пойманные охотником. Со страшными животными криками страха и ярости некоторые из них в остервенении бросались на каменную ограду и принимались неистово грызть гранит, пока боль не давала о себе знать, и тогда они, вереща, отпрыгивали назад. Их одежда была изорвана, ногти отросли и заострились, напоминая когти хищных птиц, волосы немытыми патлами спадали на плечи. В их глазах не осталось ничего человеческого, они горели бешенством и каким-то странным звериным азартом. Клетки были оцеплены плотным кольцом солдат. Когда кто-нибудь из пленников подходил слишком близко к решетке, пытаясь просунуть когтистую руку, то тут же получал болезненный разряд электрошокера и, завывая, бросался вглубь темницы.

– Божес с мой неужелис этос.., – Инсулин покрылся крупными мурашками и задрожал. На его памяти такое случалось только однажды: в Печени, когда Инсулин еще был маленьким Инсуленышем и слабо понимал, что к чему.

– Да, да, это раковые зомби. Со вчерашнего вечера в Головной мозг поступил сигнал тревоги по коду ноль ноль три, и вот уже сутки здесь карантин. Мы успели остановить опухолевую заразу как раз вовремя, зомби грозили метастазировать в другие населенные пункты, – ответил офицер.