Теперь у него есть «бич» для этой твари и он непременно им воспользуется.

– Как она?

Старик не спешил с ответом.

– Выпей и поешь.

Он поднялся

– Я не хочу.

– Это не еда. Это лекарство – бросил старик, уходя из комнаты, и добавил – все ответы на улице.

Я сделал все, так как и велел старик.

Выпил ту дрянь, что он мне оставил и съел яичницу.

И это придало мне сил.

Но ровно настолько чтобы я укутался в одеяло и выбрался наружу, где он сидел и мирно курил свою трубку.

На улице стоял еще не поздний, но уже вечер.

Старик поднялся и рукой велел идти за ним.

Он не говорил со мной.

Я не говорил с ним.

И шли мы не меньше десяти минут, при этом каждый шаг давался с трудом.

И когда мы, наконец, дошли…

Дьявол.

Это была поляна – относительно ровная и чистая.

Из растительности только сухая жухлая трава пара кактусов.

И она.

Девчонка сидела в центре этой поляны на коленях и неспешно качалась маятником туда и обратно.

Грязная.

Вся в крови.

Вместо руки был изрядно нагноившийся обрубок.

Но это была не ее кровь, а тех, кто валялся рядом.

Самые разные твари – койоты, мелкие падальщики, змеи и пара крыс.

Она не брезговала никем.

Вонь и мухи вились сочными роями, но ее это вряд ли заботило.

Я подошел к старику и тот взглядом указал на толстую веревку, которая образовывала круг метров десять.

Видимо такая же веревка удерживала и меня.

Старик начал шептать

– Обычно, такие как ты, не оставляют живых. Порой вы настолько голодны, что сжираете даже дерьмо своих жертв.

Чертов ублюдок

– Я не выбирал свою судьбу

Видимо сказал я это немного грубее, чем хотелось и достаточно громко.

Тварь, а именно это я видел перед собой за кругом, прекратила играть в маятник.

Она неестественно быстро для человека встала на четвереньки, и ее мутно черные глаза начали рыскать по округе.

Она припала к земле.

Принюхалась точно собака и посмотрела в мою сторону.

Она почувствовала что-то.

Что-то знакомое.

Что-то манящее для нее.

И она направилась к нам.

Мне стало не по себе, а спины как будто что-то коснулось.

Холодное.

Липкое.

И я могу поклясться, что она… улыбнулась.

Протянула ко мне руку

Старик смотрел на все это, и его душа буквально трещала по швам от боли.

Его дитя.

Ту, что он воспитал…

– Я не могу вылечить ее… – выдавил из себя он -…и не могу убить.

– Да. За то это могу сделать я.

Я понял это, а это означает, что и он об этом знал.

Но он ничего не отвечал.

Он даже не смотрел в мою сторону.

Но в его глазах была такая боль…

Я мог бы. И он понимал, что это выход.

Но вряд ли это то, что он хотел.

Тварь тем временем потеряла к нам всякий интерес.

Она жадно схватила рукой тушу небольшого койота, оттащила к центру и зарылась мордой в его брюхо, жадно чавкая уже изрядно лежалой тушей.

Я не желал ей такой судьбы.

Такого не пожелаешь и врагу.

Но я не мог отменить того факта что я к этому причастен.

– Мы что-то можем?

Старик лишь обреченно вздохнул и мотнул головой.

– В ней нет того кто сидит в тебе. Только его жалкая тень. Её время уже ушло

Он достал из кармана трубку, вычистил ее пальцем и заправил новой порцией табака.

Раскурил.

Передал мне.

Я взял трубку и сделал глубокую затяжку.

Такого мягкого и… сочного табака я еще никогда не пробовал.

– Её путь почти пройден, и я провожу её до конца.

Заявил старик скорее себе, чем мне.

– Но твой путь… – я передал ему трубку -…твой новый – это он подчеркнул особо – путь мы начнем сегодня.

Он взглянул на тварь и сделал глубокую затяжку.

– Иди в дом. У меня еще есть дела…

Лишних вопросов я задавать не стал.

Старик сидел у небольшого костерка в пустыне окруженный сухой травой и отсутствием, какой либо жизни.

Для всех пустыня была местом гибели.