Машина ехала прямо, потом кружила по серпантину, никто и не думал следить за дорогой, для нас главное – добраться до цивилизации. На тот момент казалось, что самое страшное позади, мы не задумывались о том, что наши судьбы в руках первых встречных. Чего нам бояться? Это только со стихией не договориться, она не идет на компромисс. С людьми все иначе, можно сыграть на чувствах или в карты на деньги – глядишь, повезет.

– Приехали! – притормаживая, объявил водитель. Дверь машины открыл Чибис и сказал, что нам нужно пройти за ним. Место, в которое мы прибыли, не было похоже ни на станцию, ни даже на перевалочный пункт. Оглядевшись, я насчитала около десяти засаленных черномазых тувинцев, пару ржавых УАЗов, несколько уставших лошадей, поодаль прилепившиеся друг к другу лачуги – глинобитные, ветхие. Внешний облик встречающих вызывал сомнения – настоящее отребье. Одетые в рванину, в какие-то страшные обноски – похоже, эти люди давно здесь находятся, но чем живут, непонятно.

Чибис взял у одного из аборигенов металлическую фляжку, сделал глоток, фыркнул, морщась, и занюхал закатанным рукавом. После чего пригласил нас присесть на землю у покрывала, которое накрыли для трапезы. Мы сели. На дастархане лепешки из тандыра, много зелени, соленый домашний сыр, кумыс и сушеное мясо. Я недоверчиво жевала лепешку. Ингрида Платоновна за обе щеки уплетала хозяйское кушанье и приговаривала:

– Дай Бог здоровья, хлопчики, вашим женам, которые наготовили такую вкуснятину!

Чтоб разрядить обстановку, Марго начала нести несусветную чушь, рассказывать о том, как ей нравится их край и как она с радостью напишет в газету о наших спасителях. После ее монолога наступила секунда тишины, и гостеприимные хозяева разразились громким смехом. Мы все тоже пытались смеяться, но получалось плохо: нужно было смеяться так, чтоб тебе поверили, что ты не запуганная овца в клетке, а хозяин положения и тебе совсем не страшно.

Чибис подошел к Ингриде Платоновне и вопросительно сказал:

– Что, вкусно тебе, мать? Ешь, ешь отъедайся. Женщины в теле всегда в цене. Вас есть за что щупать. Может, я проверю, а? Дай ущипну, – и потянул грязную руку к ее пышной груди. Ошарашенная, она попятилась назад, после чего ей в горло больше ничего не лезло. Шайка продолжала смеяться.

Внешний облик Чибиса напоминал мне черта, как его рисуют в книжках, самого настоящего. Один из его друзей – его звали Назир – протянул мне флягу со спиртом и велел:

– Пей!

Отмороженной, трясущийся правой рукой я пытаюсь взять в руки сосуд, но он выскользнул и упал на землю. Жидкость растеклась прямо у ног Назира, попала на его черные кирзачи. Он сплюнул из-под губы и шмыгнул носом. Мотнул головой тощему чернявому мальчишке – своему несовершеннолетнему сыну – чтоб он проводил нас на ночлег. Мы вновь обескуражено шли друг за другом. Попыток бежать не было. Брели вдоль саманных сараев, рядом с одним из них мальчишка остановился и сказал:

– Пока будете здесь, а там посмотрим, как Чибис скажет.

Внутри ночлег выглядел не лучше, чем снаружи: земляной пол, разбросанное сено, собачья миска и вонь от лошадиного навоза. Я попыталась продолжить с пацаном разговор:

– Слушай, разве можем мы здесь оставаться? Мы просили доставить нас до станции, а не к вам в гости. Пожалуй, мы откажемся и пойдем своим ходом.

– Не велено, – строго ответил наш провожатый и начал подталкивать меня в спину, понуждая войти в сарай.

Не знаю, какой черт дернул меня начать вопить не своим голосом:

– Да послушайте вы, наконец! Отпустите нас от греха подальше. Мы никому зла не желаем. Вас ждут дома семьи, маленькие дети, и они уверены, что вы скоро вернетесь. Вот и нас ждут наши семьи, понимаете? Мой дед – вольный казак на кавказской заставе, служил отечеству и не убивал пленных, а вы же, братцы, что, звери какие, женщин пленить?