Он протянул дочери яблоко. Керис передала плод Гвенде, и та съела яблоко целиком, с сердцевиной и косточками.

Спустя несколько минут пришел брат Иосиф с молодым помощником. В последнем Керис узнала Савла Белую Голову: монаха прозвали так из-за пепельно-белых волос – тех, что остались после монашеского пострижения.

Сесилия и Юлиана сошли вниз, оставив монахов наедине с больной. Настоятельница села за стол, но есть ничего не стала. У нее были заостренные черты лица, маленький носик и торчащий вперед подбородок, ясные глаза смотрели пристально. Монахиня с любопытством поглядела на Гвенду.

– Так-так. Кто эта маленькая девочка и любит ли она Иисуса и его Святую Матерь?

– Я Гвенда, подруга Керис. – Малышка опасливо покосилась на Керис, будто испугавшись, что выдала желаемое за действительность.

– Дева Мария поможет моей маме? – спросила Керис.

Сесилия приподняла брови.

– Сразу к делу, да? Вижу, ты и вправду дочь Эдмунда.

– Все за нее молятся, но никто не может помочь.

– А знаешь, почему?

– Быть может, Дева никому не помогает, просто сильные сами справляются, а у слабых не выходит.

– Дочка, не глупи, – вмешался Эдмунд. – Всем известно, что Святая Матерь нам помогает.

– Все в порядке, – успокоила торговца Сесилия. – Дети, особенно смышленые, всегда задают вопросы. Керис, знай: святые наделены могуществом, вот только одни молитвы действеннее других, понимаешь?

Девочка неохотно кивнула. Опять ее не столько убедили, сколько перехитрили.

– Она должна ходить в нашу школу, – задумчиво произнесла Сесилия. Монахини содержали школу для девочек из знатных и богатых городских семейств. При мужском монастыре была такая же школа для мальчиков.

Отец недовольно скривился.

– Роза научила девочек азбуке. А считать Керис умеет не хуже меня, помогает мне в делах.

– Она сможет узнать гораздо больше. Вы же не хотите, чтобы она всю жизнь вам прислуживала?

– Нечего ей в книжки пялиться, – встряла Петранилла. – Она будет завидной невестой. За обеими сестрами женихи в очередь выстроятся. Сыновья торговцев и даже сыновья рыцарей совсем не прочь породниться с нами. Но Керис – очень своенравное дитя, за нею нужен глаз да глаз, чтобы не сбежала с каким-нибудь нищим бездельником.

Керис мысленно отметила, что тетка нисколько не беспокоилась о послушной Элис. Еще бы, сестра наверняка послушно выйдет замуж за того, кого ей подберут.

– А может, Господь желает, чтобы Керис ему послужила, – возразила мать Сесилия.

– Двое из нашей семьи стали монахами – мой брат и племянник, – проворчал отец. – Думаю, этого вполне достаточно.

Настоятельница посмотрела на девочку.

– Сама-то ты что думаешь? Кем хочешь стать – торговкой шерстью, женой рыцаря или монахиней?

Одна лишь мысль о монашестве приводила Керис в ужас. Ведь тогда придется день напролет подчиняться чьим-то приказам. Все равно что остаться на всю жизнь ребенком, имея в матерях Петраниллу. А стать женою рыцаря или кого-то еще – тоже скверно, потому что женщины должны слушаться своих мужей. Помогать отцу, а потом, когда он постареет, перенять, быть может, его дело – подобный исход сулил меньше всего волнений, но и его вряд ли можно было назвать мечтою всей жизни.

– Не хочу вообще ничего такого.

– А чего же ты хочешь? – не отступалась мать Сесилия.

У Керис имелось затаенное желание, о котором она никому еще не говорила. Более того, она сама вдруг осознала это желание лишь сейчас – и ясно поняла, что такова ее судьба.

– Я хочу стать врачом.

Наступила тишина, затем все рассмеялись.

Девочка зарделась, не понимая, что смешного сказала.

Отец сжалился над нею.

– Врачами могут быть только мужчины. Разве ты не знала этого, лютик?