– Почему?

– Не знаю. – Он пожал плечами, его голос звучал растерянно. – Может, потому что это ближе к тому, что я чувствую. Цвета слишком громкие, слишком живые.

Доктор кивнул, изучая каждое его слово.

– И что ты чувствуешь, Хайм?

Этот вопрос отозвался даже в самых темных уголках подсознания Хайма. Он поднял голову, его глаза встретились с глазами Блэка.

– Пустоту, – выдавил он после долгой паузы. – Как будто всё внутри темное, глубокое и там ничего нет.

Блэк слегка наклонился вперёд, положив локти на колени.

– Но ты ведь продолжаешь творить, несмотря на это?

– Да. И это самое странное, – пробормотал Хайм. – Кажется, что пустота сама по себе имеет какое-то содержимое.

Блэк на секунду прикрыл глаза, пропуская слова Хайма через себя. Этот молодой человек, сидящий напротив, был не просто творцом. Он был зеркалом, в котором отражались все противоречия системы.

– Твои последние работы, – сказал Блэк, открывая глаза. – Ты чувствуешь, что они стали больше… твоими?

Хайм чуть сжал губы, раздумывая.

– Сложно сказать. Они… другие. Они пугают меня, но я чувствую, что должен их завершить.

Доктор слегка выпрямился, сцепив пальцы в замок.

– Может быть, в этих изменениях есть что-то важное. Ты никогда не задумывался, что эта пустота – не враг, а твой союзник?

– Союзник? – переспросил Хайм с горькой улыбкой. – Вы правда так думаете?

– Я думаю, что твоя пустота может быть частью тебя. Той частью, которая стремится выйти за рамки.

Хайм молча смотрел на доктора. Он хотел бы поверить в его слова, но что-то внутри него сопротивлялось.

– Ты боишься изменений, – продолжил Блэк. – Но, возможно, именно они делают тебя тем, кто ты есть.

В комнате вновь воцарилась тишина. Хайм посмотрел на свои руки, на перо, которое он держал, а потом на пустой холст у стены.

– Может быть, – тихо сказал он, не отводя взгляда от белого полотна.

Доктор заметил в его глазах едва уловимое изменение. Возможно, это была надежда. Или, может быть, тень принятия. Блэк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

«По-моему, он готов», – с некой ноткой маленькой победы, подумал Джеймс. – «Теперь нужно подлить в огонь немного мотивации».

– Я хочу, чтобы ты продолжал творить, Хайм. Не ради системы. Не ради меня. Ради себя.

Эти слова прозвучали с неожиданной искренностью, и Хайм впервые за долгое время почувствовал, что его понимают. Он кивнул, не глядя на доктора, но его пальцы уже больше не дрожали. Хайм резко поднял взгляд на Блэка, его глаза вспыхнули озорным блеском, будто внутри него разгорелся неожиданный огонь. Он небрежно отбросил лазерное перо, которое беззвучно упало на ковёр. Уголки его губ чуть приподнялись в смелой улыбке.

– Знаете, доктор, – начал он, склонив голову на бок. – Мне кажется, что мы застряли здесь, в этой комнате. Не хотите сменить обстановку?

Блэк, привыкший к резким перепадам настроения Хайма, не показал ни тени удивления, хотя внутри ощутил лёгкую настороженность. Такая внезапная перемена могла быть чем угодно: от проявления гениальности до очередного симптома нестабильности.

– Что ж, звучит как приглашение, от которого трудно отказаться, – ответил доктор, изображая на лице лёгкое одобрение.

Хайм, словно забыв о своей прежней апатии, пружинисто поднялся на ноги и протянул руку Блэку, чтобы помочь ему встать.

– Доктор, вы, конечно, молоды душой, но что-то мне подсказывает, что йога не совсем ваша стихия, – с усмешкой заметил он.

– Молодость души – понятие относительное, – с лёгким сарказмом ответил Блэк, разминая затекшие ноги и принимая руку Хайма. – Но спасибо за заботу. Всё-таки, возможно, мне пора пересмотреть свою программу физических тренировок.