Он смотрит на меня в упор. В эту часть здания не попадает солнечный свет, но его синие глаза ярко блестят. Они почти скрыты густыми ресницами. Его темно-каштановые волосы слегка покрывают лоб и играют контрастом с острыми скулами.

Я не позволяю себе смотреть на него слишком долго и отворачиваюсь. Видеть его на фотографиях и видеть вот так близко вживую – такие же разные вещи, как снимок океана и оказаться на берегу рядом с волнами.

– Ты бы не мог дать мне закрыть шкафчик? Я опаздываю на занятие.

Кэш поднимает свободную руку, упираясь ей в соседний шкафчик, и заключает меня в ловушку. С одной стороны наполовину распахнутая дверца, а с другой – его рука и массивное тело.

От девочек, болтающих на первом уроке, я слышала, что Кэш квотербек, а его друг Стив ресивер в местной школьной команде. Наверное, поэтому у этих парней уже отчетливо проглядываются рельефные мышцы на плечах под одеждой.

Я поворачиваю голову, увидев, как ученики проходят мимо, торопясь на занятия. В холле царит суета, но Кэш не обращает ни на кого внимания и продолжает пристально смотреть на меня. В отличии от него, я избегаю прямого зрительного контакта и задерживаю взгляд на его губах. У Кэша они достаточно полные, но не настолько, чтобы это выглядело отталкивающе. Но вскоре мысль о его губах сменяется той, где я должна спросить у него: почему он перестал мне писать?

– Ты назвал мое имя, – я решаю говорить начистоту. – Ты помнишь меня? Мы дружили пять лет назад.

– Я помню, принцесса.

Принцесса.

Моя грудь сдавливается невидимыми тисками. Маленькой девочкой я обожала диснеевских принцесс, особенно Рапунцель. Я с серьезным лицом просила так меня называть, и Кэш никогда не отказывал в этом.

Но сейчас слышать от него такое слово кажется ужасно неправильным. Кэш изменился. Он стал… хуже. На парковке он вел себя, как настоящий мудак. И это не считая того, что он запустил мячом в Джека.

Кэш отпускает дверцу шкафчика и останавливает руку рядом с моим лицом. Я перестаю дышать в ожидании, что он прикоснется ко мне или заправит за ухо прядь. Но Кэш не делает ни того, ни другого.

– Я помню, как мы любили играть, – его низкий голос и дыхание скользят по моему лицу.

Он опускает руку и прижимает кончик указательного пальца к моей шее. От его прикосновения я вздрагиваю и начинаю дышать с бешеной скоростью. В ноздри ударяет парфюм, состоящий из кожи, древесных и каких-то сладких нот. Этот запах идеально подходит Кэшу.

– Ты помнишь, какая была моя любимая игра?

Он надавливает пальцем на нежную кожу на шее и начинает медленно проводить им вниз, пока не задерживается на впадине между ключицами. От быстрых ударов моего сердца мне становится больно.

– Прятки, – шепчу я.

– Верный ответ, – произносит Кэш. – А ты помнишь, кто из нас постоянно проигрывал?

– Нет, – лгу я.

– Я всегда тебя находил.

Его рука движется дальше и спускается к верхней пуговице на рубашке. В холле уже никого нет, кроме меня и Кэша. Все ушли на занятия, и по моей спине пробегает холодок.

– Ты всегда плохо пряталась. Ты хотела, чтобы я тебя находил, не так ли? – он теребит мою пуговицу, и в моих глазах начинает щипать.

Передо мной возникают воспоминания из детства. Наше идеальное время. Мы были беззаботными и счастливыми, пока мне не пришлось уехать.

– Что ты делаешь? – я отступаю назад, но позади меня не остается свободного места. Боюсь, еще немного, и я провалюсь внутрь шкафчика. – Если ты не оставишь меня – я буду кричать.

Кэш наклоняет голову и зловеще усмехается:

– Твой отец запретил мне к тебе приближаться. Ты забыла, как я относился к запретам? – взгляд его синих глаз ужесточается. – Ничего не изменилось. Я поймаю тебя, прежде чем твой папочка успеет тебя от меня спрятать.