Настала очередь примерить корсет от мадам Анабель. Правда, рукава платья все равно сползли, оставив плечи и ключицы обнаженными. «Лучше так, чем оно слезет с меня совсем», — корсет подошел идеально, несмотря на то, что я зашнуровала его спереди. Чернильное платье я аккуратно развесила на вешалке, погладив прохладную ткань.

Новое нижнее белье я практически не ощущала, будто на мне, кроме платья, больше ничего не было. Распустив волосы и обув балетки, я села у окна и стала ждать.

Но то ли Кир с бароном решили вообще не ложиться, поскольку из нижних окон на землю падал свет, то ли там убирались слуги.

Распахнув окно, я осмотрела ближайшее к нему дерево. Толстая ветка так удачно касалась моего подоконника, что грех было ею не воспользоваться и никем не замеченной сбежать к пруду. Прикинув, что обратно я смогу забраться, скорее всего, с легкостью, но не без ущерба для казенного платья.

Так и оказалось: под моим весом ветка даже не прогнулась, и цепко хватаясь руками, я осторожно спустилась на землю. Осмотревшись, поторопилась скрыться в тени дома, обогнув его. Вдалеке среди деревьев блеснула водная гладь.

Добравшись до деревянного настила, я еще раз обернулась, внимательно всматриваясь в темноту — никого. По крайней мере, моя интуиция молчала.

Сделав два успокаивающих вдоха-выдоха, я распахнула глаза и уставилась на черную воду. В темном небе зажглись звезды, и из-за серой тучи выплыла желтая, как головка сыра, луна. Она отражалась в воде и освещала кусочек деревянного настила.

Зная о ритуале, я не была уверена, что все получится, но для верности сняла с платья брошку и уколола острой иглой палец. Сжав губы чтобы не пискнуть от боли, надавила на кожу, а когда крохотная точка стала полноценной капелькой крови, провела ладонью по воде. От моего прикосновения черная гладь пошла кругами, и я тихонько запела песню, которую помнила с детства:

— Ой сивая та і зозулечка[1]

Щедрий вечір, добрий вечір…

Недалеко послышался всплеск, и ко мне устремилось что-то длинное и серебристое. Рыбий хвост рассек воду, а я продолжила петь, стараясь не сбиться от волнения.

Вдруг из воды высунулась сначала одна девушка, а затем еще две. Все со слегка вьющимися светлыми волосами, в которых выделялись синие и зеленые пряди. Гладкая кожа с серебряно-синим блеском, будто ее покрыли тенями с блестками. Миндалевидные глаза с глубокими, почти черными зрачками. Пухлые, очерченные губы, длинные лебединые шеи и изящные руки с острыми ногтями. На запястьях — браслеты из ракушек, обнаженная грудь с темными ореолами торчащих сосков. Все три — как одна. Разве что та, которая в центре, с золотым колье на шее, выглядела гораздо старше своих сестер.

Когда я закашлялась, прекратив пение, от чего глаза даже заслезились, русалка слева склонила голову набок и, сделав губы трубочкой, стала внимательно меня разглядывать. Ее длинные волосы скрывали грудь, а на левом плече блестел широкий платиновый браслет.

— Ма́рика, ты думаешь, да? — спросила та, что справа, убирая волосы в пучок и закалывая откуда-то взявшимся длинным куском коралла.

— Дилиа́на, безусловно, прошло много лет, если не веков, но я в этом абсолютно уверена, — ответила та самая Марика с браслетом на плече. — Может, стоило захватить с собой прабабушку Миртл?

— Нет, а то старая опять разворчалась бы, что за зря ее гоняем туда-сюда, — отмахнулась Дилиана, накручивая синюю прядь на палец и кривя рот с острым рядом маленьких зубов.

— А ну тихо, трещотки! — угомонила их русалка с колье, и те сразу замолчали. — Расклацались! — она подалась вперед, положив ладони с полупрозрачными перепонками между пальцев на деревянный настил, и ее лицо оказалось вровень с моим.