Увидев, что уговоры не действуют, Трубадур психанул, сказал, что Ирина нужна этому «театральному старперу» только для того, чтобы тот «трахал ее своим обвислым членом», назвал Иру «гребанной уебищной цивилкой» и, когда поезд тронулся, схватил Иру за руку и пытался силой затащить ее в вагон, и если бы не провожающие, в буквальном смысле вырвавшие ее из лап оголтелого возлюбленного, не известно чем бы эта история закончилась. Может, Ира сбежала бы на первом полустанке, а может, прорыдав некоторое время, смирилась, поехала в лагерь и вспоминала бы этот эпизод своей жизни со смехом или с грустью. Но если бы да кабы…
В общем, Ирина стояла и смотрела на уходящий поезд, грустно глядя на Шерри, который, высунув голову из бокового окошка, что рядом с краником с кипятком, грозил ей кулаком и истошно выплёвывал изо рта вместе со слюной горячие нецензурные слова…
«Бля-я-я-ять!!!! Ёб твою ма-а-а-ать!!!» – неслось над перроном и привокзальной площадью.
Ирина не понимала, это он ее обзывает, или просто ругается…
Платье было только одно. Черное и строгое. Купленное недорого на выпускной, который год назад Ира так и не удосужилась посетить, так как укатила с Шерри в Крым через всю Россию. Аттестат осенью получила, зайдя в школу. Думала, не пригодиться, а вот он, хороший, пригодился!
Мать, казалось, даже не удивилась, увидев дочь впервые за месяц. Кормила младшую сестренку, рожденную, так же как и Иру, неизвестно от кого, и уже вроде, кажется, успела неплохо опохмелиться.
Ирина примерила платье. За год пополнела, но более-менее влезла. Вспомнила, что у матери туфли были где-то на антресолях…
В общем, Ирина прошла на конкурс. Не сказать, что она так уж хорошо читала подсказанный Народным отрывок, но, представ перед комиссией в строгом черном платье, в немного старомодных туфлях, с косой, касающейся кончиком кобчика и без гитары, она произвела впечатление хотя бы сильным контрастом по сравнению с первым разом.
– Ну вот, хоть на женщину стали похожи! – искренне обрадовался Народный. – Перевоплотились как быстро! Сразу видно- актриса!
Ирина зарделась. Ирина была счастлива.
Несмотря на то, что комиссия не хотела зачислять Иру на курс, все решил один голос. Голос Народного. Он ударил ладонью по столу, и сказал, что это его курс, и он берет Иру!
И баста!
За неделю до начала учебы весь курс заставили мыть и драить по давней традиции театр, и ребята познакомились друг с другом. Коротконогая Настька, которая оказалась дочкой артистов ТЮЗа, собирала несколько раз курс в конце лета в своей большой квартире, благо родители были на даче.
Про любимую Ирину музыку будущие однокурсники говорили, что эта музыка очень хорошая, что с удовольствием слушали ее в девятом (восьмом, а то и в седьмом!) классе, забросав Ирину огромным количеством непонятных названий от классики до металла. Какие-то «Дэд Кеннедис», СиБиДжиБи, фри-джаз, Бенжамин Бриттен и «Сонь от Сони текла день от месяца». Эти ребята обсуждали метафизику латино-американской литературы, попивая водку, в спорах забывая закусить. Когда Ира пыталась вставить имена Керуака и Сьюзан Зонтаг, ей ответили, что в сущности они писали не так уж и плохо, но немного узколобо… Потом говорили что-то про Бунюэля, Лорку и Дали. Последние два имени были Ире знакомы. Она даже, вроде, знала, кто это. Несколько человек едва не подрались, обсуждая, были ли у этих двоих половая связь или не было… В общем, гордой и высокомерной хипповской натуре Ирины эти эстеты, не похожие по прикиду и общению на неформалов, нанесли сокрушительные пробоины. Она поняла, что уже не она смотрит на них сверху вниз, а они относятся к ней с дружеской снисходительностью. На фоне этих продвинутых мажоров Ира казалась самой себе какой-то убогой провинциалкой. Золушкой без права на бал. А главное, коротконогая Настька, будущая лучшая подруга, полностью перепивала Иру в красном вине, в котором она в тусовке считалась докой, стаером, и даже марафонщицей. Настька, укладывала пьяненькую Иру в гостиной, накрывала пледом и приговаривала: «Не ссы, Ируха, то ли еще будет!».