Смерть, из-за того, что сидел на другой стороне длинного подоконника с таким же грустным лицом, будто бы также принимал в карточной партии участие. Но нет. На деньги он никогда не играл (и вовсе не потому, что был умнее шайки санитаров и не желал кого-нибудь обанкротить, а потому что жмот). А тосковал он совсем по другой причине.

– Кажется, этот день будет похож на тупой анекдот, – сказал я, потому что должен был сказать хоть что-то. Видеть сердитое лицо Смерти было невыносимо. Каждый наш разговор о Ларе всегда заканчивался его недовольным фырканьем, и этот не станет исключением.

– Все ваши отношения – тупой анекдот, – Смерть не стал со мной церемониться и, сказав это, продолжил подносить спичку к кончику сигареты.

––

С Ларой мы начали встречаться, кажется, год назад. И она постоянно торопила события, как человек какой-то. Словно на создание личной жизни ей выделена не вечность, а лет тридцать. После каждой совместной ночи – говорила о детях; в ресторанах ела настолько аккуратно, будто боялась упустить спрятанное в десерте кольцо; каждый мой визит в её скромненькую адскую однушку начинался с весело намекающего: «А вот, жили бы мы вместе, не пришлось бы из Чистилища сюда пилить!»

Смерть об этом знал и от этого злился ещё сильнее. Да и вообще, в каждой нашей ссоре с Ларой – какой бы то ни было – виноват был всегда я. И если Лара могла признать свои ошибки и первой идти на перемирие, то у Смерти был лишь один виновник. Кажется, даже если бы Лара устроила массовый геноцид, виноватым остался бы я. «А зачем ты с ней встречаешься, если не готов к таким вопросам?! Что, нет планов на совместную жизнь, да?! Ну и зачем ты её тогда изводишь?! Для какой цели?!» – читалось всегда на его лице. И, признаться, такие сомнения временами грызли и меня. И не просто временами, а каждую проведённую с Ларой секунду.

– Голод, мы уже год встречается, так что… – сказала как-то Лара и интригующе прервалась на то, чтобы прожевать сочившийся кровью кусок стейка. Прожевала, протёрла рот салфеткой и запила водой. А я мечтал, чтобы она пила подольше, лишь бы не слышать нового бредового предложения, – не думаешь познакомиться с моими родителями?

Я подавился.

– Но я ведь знаком с ними, – сказал я.

– Ну, понимаешь… – Лара задумалась. – До этого они тебя знали, как лучшего друга Смерти. Но как моего парня они тебя ещё не видели.

– А должны?

– Ты что, боишься? – Лара скрестила наши ладони и заиграла с моими пальцами. – Но ведь в качестве друга ты их полностью устраивал, так? Что может пойти не так здесь?

Зачастую после фразы «Что может пойти не так?» всё идет не так. Но это был не тот случай. Я действительно не боялся видеться ни с Асмодеем, ни с тётей Мэри. В каком-то смысле я считаю их роднёй. Но знакомство с родителями – это шаг, присущий только по-настоящему влюблённым парам, у которых по-настоящему всё хорошо. А главное, взаимно. И я не считал наши отношения таковыми.

Но почему-то я согласился.

––

В особняке семейства Жнецовых мы собрались вечером, когда солнце в Аду закатывалось, и Красный мир начинал походить на бордовый. Столько цитрусовых напитков, столько мясных закусок на одном столе – и всё ради меня. А заслуживал ли я хотя бы бутылки, которая совсем скоро будет опустошена? Лицо Смерти говорит, что нет, и я с ним согласен. Мы вчетвером: я, Лара, Смерть и Асмодей. Тётя Мэри не смогла прийти. Думаю, мне это было в радость, ведь я не смог бы смотреть в глаза женщине, принимающей меня как родного сына, чью дочь я словно заколдовал. Вцепился, как клещ, и боюсь отцепиться.

Кажется, Лара, сидящая напротив Смерти, была единственным его поводом для радости. Она пыталась его задобрить разговорами и, в отличие от меня, у неё это отлично получалось.