Упоминать потерю единственного сына он, естественно, не стал. Давить на жалость султану было не просто бессмысленно, а крайне опасно. Ждать помощи в решении личных вопросов от главы Османской империи было глупо. Поэтому основной упор был на необходимость выделения дополнительных ресурсов на усиление гарнизона и повышения обороноспособности крепости. С планами покинуть эту дыру и перебраться поближе к трону Давид-паша уже успел проститься. Но, не окончательно.

И дело было даже не в деньгах. Невольницы пропали. Найти быстро адекватную замену, равную по красоте и стоимости, у него всё равно быстро не получится. Значит надо просить денег. Из них часть можно будет потратить как раз на поиск новых подарков. А делать виновниками всех его бед этих грязных кочевников ему было не впервой. Тем более Селим-Гирей уже давно всем поперёк горла был со своими вечными проблемами. Проще будет договориться с Саадетом. У него хоть слова с делом никогда не расходятся. И скидку хорошую на рабов он делает.

И Давид-паша второе письмо написал в Крым. Вариант с юными невольницами он всё-таки считал оптимальным. Тем более, после получения им вчера письма от брата из столицы.

Проведший до восшествия на престол в тюрьме почти 39 лет, султан Сулейман II особо не занимался государственными делами, но женщин любил. Особенно молоденьких славянок. А тут вдруг эти слухи о болезни султана. Козырь с невольницами теперь надо было пытаться разыграть ещё быстрее.

А сын? Ну, жалко, конечно. Придётся, видимо, ещё одного родить, пока не поздно.

И дописав наконец оба послания Давид пошёл в покои к любимой наложнице. Стресс последних месяцев не сильно способствовал его либидо. Но теперь, приняв для себя окончательные решения своих вопросов, он шёл на ложе улыбаясь.

Может весеннее солнышко, а может выпитая утром пиала перебродившего кумыса, но настроение у паши было приподнятое. Впрочем, он ощущал приподнятым не только одно настроение, и оттого улыбался ещё шире.

…

Иван Семёнов возвращался в Москву с небольшим отрядом казаков. Как только лёд сошёл, так и пошли по воде. В этот раз никакого конного отряда сопровождения атаман с собой не брал. Не в поход собирался.

Оксана сидела на корме и смотрела на краешек солнца, только что появившийся из-за излучины реки. Восход был сказочно прекрасен. С последней стоянки они отошли всего с полчаса назад, а лучики солнца уже начали греть лица гребцам. Весна в этом году была поздняя, но солнышко уже припекало с самого утра.

Москва. Она много раз представляла себе, как муж возьмёт её с собой в столицу. Как они вместе пойдут по Красной площади. Как она будет долго ходить по лавкам и выбирать заморские ткани и украшения для себя и детишек. И для мужа.

Она посмотрела на стоящего у мачты Ивана и улыбнулась своим мыслям. Взять вдову с двумя детьми мог не всякий. И дело тут вовсе не в любви.

Оксана действительно была красива и статна. Две беременности ничуть не уменьшили её привлекательности, и многие казаки в их станице заглядывались на молодую вдову. Первого мужа Оксаны, Прокопия, убили татары. С тех пор всё хозяйство она вела одна. И дом, и детей поднимала. Старые мать с отцом уже давно померли, а хозяйство оставили ей совсем небольшое. С измальства приученная к крестьянской работе, руки она после смерти мужа не опустила. Но было тяжко. Оттого и характер у неё был такой. Не жёсткий, но упрямый. Своенравна она была. И все казаки, кто мимо ходил да облизывался на молодку, так мимо и проходили.

А он не прошёл.

Было в Иване что-то странное, притягательное и пугающее одновременно. Уже немолодой атаман, едва взглянув первый раз на Оксану на улице, словно молнией обжёг. Она уже и забывать начала, каково это, быть за мужем. А тут вот вдруг будто солнце в груди запылало. И ведь он так взгляд от неё и не отрывал тогда. Странно всё так было, как во сне.