Уголовники и прохиндеи с прохиндейками плотным кольцом довольно быстро окружили наваристую красотку и больше никого к ней не подпускали. Они сноровисто отгоняли от Люси нормальных мальчиков, не сорящих деньгами налево-направо и не таких поэтому наглых, выкашивая их ещё на дальних подступах в своей кормилице-царице. Забойная уркотня во главе с лагерниками со временем полностью разогнала вокруг бриллианта чистейшей воды, каковым была для них Люси, всех иных возможных конкурентов, в том числе и из собственной среды. Главным окучивальщиком на редкость уловистой красотки стал считаться ведущий братан одной из местных этнических банд Гаик Мартиросян. Он принялся ещё более жёстко выпасать отбитую от всех соперников элитную русскую тёлочку. С его подачи её повсюду стали величать не иначе, как Люсико-джан. То есть, загодя припечатали её титулом штатной тёлки самой одиозной этнической группировки. Её саму нисколько не спросясь. К Люсико-джан теперь никто не смел приблизиться без риска получить в ребро нож или заточку. Подошёл ближе пяти метров к нашей Альфа – получай! Ха-а!..

Отслеживались и проверялись даже официанты, робко подходившие к столу, за которым восседала некоронованная королева преступного мира, сама ни сном ни духом не ведавшая про свой новый статус в этом мире и только периодически недоумевавшая, куда же это все вокруг неё периодически пропадают?! Как по мановению, ровно и не было никого! Потом совсем никого не осталось, кроме вот этого свинцового свинорылья по всему периметру её потихоньку меркнущих чар! Официанты, едва доставив заказ, удалялись чуть ли не бегом, не смея глаз поднять от собственной бабочки на горле. Да и у остальных организмов даже при нечаянном или просто мимолётном взгляде куда не следует, сразу же першило в ширинках.

Подружки всех родов и безобразий из Люсиного эскорта были также убраны угрюмым джентльменом Гайкой практически сразу после условной конфирмации новой королевы его сердца. Одних кикимор просто разогнал, других – раздал скучающей братве. Велел пацанам не скупиться и по возможности ни в чём прошмандовок не обижать, безобразиями до смерти не загонять. Его быки на тех страшилках из бузины, конечно, не женились, но всё же потратились немало, уж больно алчные экземпляры присасывались к Люсико-джан. Главный куш, вне всякого сомнения, всё ещё того стоил, но он им не принадлежал и потому утешения от формальной близости к ней пока что было мало. Каждый браток примерно так размышлял при этом – все эти тёрки возникли лишь до поры до времени, а там, глядишь, их вожак сам дырку в боку получит и тогда чересчур лакомый товар вновь поступит на распродажу. Только вот кто его захочет тогда, поюзанного?!

На контрасте со всем этим конченым отребьем Люсико-джан долгое время и в самом деле смотрелась, словно подарочная куколка из сказки. Настолько хороша оставалась собой, что сам предводитель группировки Гайка Мартиросян практически сразу и почти целиком потерял голову от непрерывного рядом с ней пребывания. Индуцировался, схватил чрезмерную дозу. Поэтому всё же порешил упоротый бандюга жениться, притом как бы на полном серьёзе. Для этой цели он срочно вызвал из нагорной Армении сначала папу, бывшего геодезиста Хачика, некогда почему-то работавшего в местах не столь отдалённых. Тот заявился настолько быстро, как будто за ближним углом стоял и чем-нибудь торговал.

Потом к месту разворачивающихся событий была доставлена и «мама Нашхун», великая, как сын представил её своей будущей невесте, не то поэтесса, не то природная сказительница из мест обитания самых голосистых в мире карабахских ишаков. Когда геодезист Хачик встречал свою замечательную супругу, она, утомившись после дальнего странствия, вместе с мужем зашла в привокзальное кафе подкрепиться перед визитом к попавшимся к ним в оборот русским лопухам и предполагаемым сватам. По-русски поэтесса не говорила и почти не понимала, однако буфетчице всё-таки высказалась: