Мог бы, допустим, присниться в простом спортивном костюме, или в шортах, или… Нет, голым, пожалуй, не надо, обнаженным Игорь выглядит еще более великолепным, чем в костюме. Не принцем, а самым настоящим богом.

— Даже во сне от вашего сиятельства не спрячешься, — недовольно бурчала я, хотя сама готова была пищать от счастья.

Но, играя роль недовольной особы, в сон которой без ее ведома пробрался ужасный нахал, накрылась с головой простынкой, используемой в летнюю жару в качестве одеяла.

— Не спрячешься, я где угодно тебя найду и буду целовать.

Простынка поползла вниз… Являя для моего взора наглые каре-зеленые глаза и блистательную улыбку на порочных мужских губах, а для его взора — мою довольную физиономию, святящуюся счастьем.

— Иди сюда, малышка, — зазывным шепотом позвал Богданов.

Конечно, его низкий голос отозвался во мне горячим толчком, который потом рассыпался целой стаей трепещущих бабочек.

Идти к нему не стала, вредная я, подождала, когда он сам подойдет. Хотя «подойдет» не совсем правильное слово, принц предпочел прилечь на меня сверху. Огромный, здоровенный, колющийся электрическими зарядами, очень горящий на ощупь и безумно приятно пахнущий лось.

— Сладкая моя девочка… — шептали греховные мужские губы совсем рядом с моим открытым в попытке вдохнуть ртом.

Потянулась к нему как к солнцу.

Мужской язык жадно раздвинул створки моих зубов, настойчивый рот всасывающее заскользил сначала по одной губе, потом по другой. А требовательные пальцы заскользили по бедрам. Обхватила мужскую шею руками, полностью отдаваясь магии поцелуя, желая еще большего количества пьянящих пузырьков шампанского в крови и порхающих бабочек внутри живота.

— А ты сладкая, Дашка красивая мордашка.

Дашка красивая мордашка…

Мужская рука жадно легла на мою грудь. Что-то было не так, неправильно! В крови стали стремительно лопаться пузырьки шампанского. Красивой мордашкой принц никогда меня не называл… Я для него Золушка, милашка, строптивая коза… Но совсем недавно я слышала такое обращение по отношению к себе.

Чужие пальцы больно сдавили грудь.

Это мне сон такой страшный приснился?! Но разве во сне чувствуют боль?! Во сне или наяву, но стала отчаянно вырываться. Двинула что есть силы кулаком. Кажется, попала, чей-то мужской голос выругался матом…

— Ты что, совсем сдурела?!

Черт, это сводный брат навалился на меня сверху. В свете ночника прекрасно видно его красивое, до тошноты противное лицо.

— Скотина, — заверещала я, — и с еще большим отчаяньем стала отталкивать сводного брата, попутно царапаясь и размахивая во все стороны кулаками да ногами. — Что удумал, сволочь!

— Ах, какая горячая! — Видимо, мое сопротивление Олега еще сильнее раззадорило.

А потом он взвыл, потому как, отбиваясь, я до крови расцарапала его щеку. Отчаянно толкнула мужские плечи, схватила с тумбочки лампу.

— Сейчас двину по башке! — предупредила я.

— Ой, да ладно, — скривился Олег, прикладывая руку к разодранной моими ногтями щеке и болезненно кривясь.

Мало ему, мало!

— Не надо строить из себя девочку-целочку. Мне сказали, что тебя уже успели откупорить.

Господи, от его слов и вида еще сильнее затошнило. Что за выражение подобрал: «успели откупорить». Как будто подросток пятнадцатилетний, а не здоровый двадцатичетырехлетний парень.

— Пошел вон, придурок! — И снова замахнулась лампой.

В комнату забежала вся встревоженная Сонька.

— Что здесь происходит?!

— Олег, кажется, мечтает стать евнухом. Еще раз тронешь… — шипела я, — подохнешь.

Надеюсь, в этот момент я выглядела грозной разозленной пантерой, а не испуганной серой мышью, которой себя ощущала.