Раз и навсегда!

4. Глава 3. Диагноз

"Любые перемены сопровождаются болью. Если ты не чувствуешь боли, значит, ничего не изменилось" (с) Мэл Гибсон.

– Как это бесплоден?

– Вот так. Видите анализы? Ваши сперматозоиды недееспособны на оплодотворение яйцеклетки. Вы не можете иметь детей. Сочувствую.

Вот я и пошел на следующей неделе по совету друга в лучшую клинику столицы. Точнее, в центр планирования семьи. Надо было дома остаться, чем такие прекрасные новости слушать!

Внимательно смотрю на миловидную женщину лет сорока, стараюсь найти в них хоть каплю лжи, ошибки или хотя бы сарказма. Вдруг разыграть решила? Но это не так, и бумажки, лежащие передо мной на столе, лишь подтверждают диагноз. Какая активность у сперматозоидов? Что эта циферка означает? Не знаю. Ни хрена не разбираюсь в научных терминах.

– Ничего сделать нельзя?

– Могу предложить пройти лечение, но это займет не один год. Не факт, что вы достигнете результата. Все в ваших руках.

Я вроде говорил, что не особо горел желанием иметь детей? Нет, не так. Я не придавал этому какое-то огромное значение, в отличие от Яны, но сама мысль о том, что я никогда не смогу подержать в руках собственного ребенка, особой радости не приносила.

Представьте, вот вы живете себе, живете, строите карьеру, влюбляетесь и думаете, что там, впереди, еще полно времени. И когда-нибудь вы будете держать на руках дочку или сына и показывать свои картины.

Но в моем случае этого когда-нибудь никогда не случится. Или же…

– Хрен с вами, давайте лечение.

Думаю, не стоит говорить, что диета и запрет на курение возобновились. Хорошо, что в санаторий не отправили, как какого-нибудь старпера.

Но все же закуриваю, стоит только покинуть стены больницы.

Вредно? Плевать. Здесь нельзя курить? Плевать. Облака сигаретного дыма успокаивают, создают некое подобие релакса, а это мне как раз и требуется. Самовнушение. Закуриваю вторую. Третью. Но напряжение и скованность никуда не уходят. Как и мысли, которые никогда в жизни не возникли бы вплоть до этого момента.

– Олег? – окликает знакомый нежный голос.

Вы что, издеваетесь надо мной? Эй, кто там наверху нашими жизнями заправляет? Тебе делать, что ли, нечего? Почему именно сейчас надо было столкнуть меня с Яной? И с этим Глебом? Специально, да? Чтобы я лицо ему начистил, а эту женщину назвал шлюхой? Не представляете, как язык и кулаки чешутся. И плевать, что сердце в груди застучало быстрее, стоило только нежный голос бывшей услышать.

И стоят эти два голубка под руку, как идеальная пара с обложки, напечатанной для завистливых домохозяек. Даже тон одежды одинаковый подобрали – небесный. Яне, с ее роскошной фигурой, шло, а вот этому придурку…

– Прости, я спешу!

– Олег, подожди, – Яна хватает меня за руку. Касается нежной кожей моего грубого запястья. Как раньше, когда мы ссорились, а я хотел выйти на балкон покурить, бархатистость ее рук и пронзительный, даже умоляющий взгляд останавливал меня от ошибки. Но не сейчас. – Как ты?

А что, не видишь? Ты меня кинула, упрекала в отсутствии детей, а теперь спрашиваешь, как дела! Да еще и глазами своими туда-сюда водишь, дабы увидеть подтверждение моего падения. Словно знала диагноз наперед.

Но как бы ты ни старалась, я скрою от тебя все признаки, буду врать сколько угодно, лишь бы снова твои аккуратные туфельки на длинной шпильке не впились мне в сердце и не проткнули его насквозь.

– Мне. Надо. Идти.

Лучше так, чем срываться при когда-то любимой женщине. Любимой до сих пор. Их скрещенные руки действуют на меня как красная тряпка на быка. Только, в отличие от животных, стараюсь держаться, игнорируя непонятную красноватую пелену, частично закрывающую от меня свет в конце тоннеля. А точнее, в конце улицы, где я сворачиваю и лечу к машине.