Решать? А что тут можно решить? Любимая женщина бросила и быстро нашла замену, а страшный диагноз вряд ли что-то изменит. Я ничего не смогу с этим поделать. Может, со временем перестану «стрелять холостыми», но сильно сомневаюсь, что из этого лечения что-то получится. Может, попытаться?

– Ну что, Ева, пора делать уколы, – к нам заглядывает молоденькая медсестра. – На выход, папаша.

И чего они папашей меня называют? Я такой старый, что ли? У нас разница лет пятнадцать, не больше!

– Мне пора, – опускаю свою ладонь на ее руку. Она не пытается ее вырвать. Вот и все. Навестил, привез продукты. И все. Наверное, пришла пора разойтись. Мне пора готовиться к пиару, который мне Эдгар прописал. Только…

– Ты придешь?

… у судьбы свои планы.

– Если хочешь, могу прийти.

– Хочу… – ее глаза заискрились, будто я пообещал полстраны на день рождения подарить.

– Принести что-нибудь?

– «Марс»! – тут же срывается с ее губ. Все-таки она еще ребенок, хоть и размышляла о моей проблеме, как взрослая.

– Тебе нельзя.

– Все равно принеси. Пожалуйста…

Вот глупышка. Потерпела бы пару дней, и я купил бы этот дурацкий «Марс». И шоколадки. И мармеладки. Даже гамбургер, если бы попросила. Но врач запретил.

После приема я поговорил с ним, выучил все, что можно, а что нельзя в ее состоянии. Конечно же, на следующий день «Марс» не принес, за что получил подушкой в лоб. Еще через день увидел недовольно поджатые губы, а через неделю она и вовсе перестала дуться.

Но в один прекрасный день, когда я нес в кармане тот самый «Марс», обнаружил пустую койку…

Больше всего в этой жизни, кроме гадких таблеток, ненавижу выходные. Эти два дня, полные одиночества и лишнего напоминания, что никому ты здесь не нужен. Лучше уж в школе болтаться, нежели сидеть в четырех стенах и ждать, когда же наступит понедельник.

А знаете почему? Потому что в этот день ребята разъезжаются по домам. Кто-то с родителями общается, кто-то с родственниками, братьями-сестрами, которых распределили в другой интернат. А я остаюсь одна. К кому мне спешить?

Мать отказалась от меня, как только я родилась, через три года пыталась забрать меня из дома малютки. Навещала каждые выходные, приносила новые игрушки. Помню ее светло-медовые глаза. Добрые. Пронзительные. Как у меня. Но в один прекрасный день она сказала мне, тогда еще пятилетней девочке, что больше не будет приходить. И ушла.

Как оказалось, навсегда.

Только потом я узнала, что после меня у нее родился сын, за которым она недоглядела. Итог: смерть трехмесячного младенца и лишение родительских прав.

Некоторые ценят тишину, спокойствие в комнате. Я бы ее тоже ценила. Каждое мгновение. Однако непрошеные мысли возникают в голове быстрее, чем я успеваю заблокировать разум. Воспоминания. Само прошлое. Существование вне этих стен. Полное жестокости, но все же прекрасное.

После выписки из больницы мне позволили гулять по территории. Точнее, жаба дала распоряжение по наставлению врача. Прописали нужные таблетки, к тому же Олег купил дополнительную упаковку. Правда, это было недели полторы назад, и она уже почти закончилась. Ничего. На пару дней еще хватит.

Снежинки падают на голову. На нос. На ресницы. Слепят. Наверное, именно по этой причине не обращаю внимания на малышню на площадке, на топот ног на горке. И на припаркованную бэху, которую уже видела когда-то давно. Вечность назад. Которую, еще лежа в больнице, выглядывала из окна в ожидании, когда она припаркуется на свободном месте, а ее владелец поднимет голову и встретится со мной взглядом.

И его не сразу вижу. – фигуру в черном пальто. Он несется прямо ко мне, шурша снегом под ногами. Смотрит не отрываясь. Дети на площадке оборачиваются, стреляя любопытными взглядами в статного мужчину, но он не замечает. Подходит ко мне, точнее, к лавочке в углу под яблоней. Стряхивает снег и садится рядом.