А может, она еще в больнице, сходить, что ли? Только зачем? Смысл? Что я там забыл? Черт! Мысли об этой девчонке не оставляют меня в покое! Почему в новом наброске я вижу ее печальные глаза? Утомленные. Несчастные. Глаза человека, побитого жизнью. И кто в этом виноват? Судьба в лице определенных людей или сама девчонка, которая осталась одна во всем мире?

Мы, живя по ту сторону от этой реальности, видим жизнь другими глазами. Не такими, как они. Как эти дети. Они тоже имеют право на существование, тоже хотят жить, как все. Те же шансы, те же права. Однажды, не выдержав, все же собираюсь в больницу. Бессмысленно. Нелепо. Плевать. Интересно, как она там? Эта нахалка. Выписали или нет? Что ее ждет дальше? Как себя вести? Что я вообще тут забыл?

Но думать поздно, я уже вошел в палату.

– Привет.

Ева не спит, не лежит в позе умирающего лебедя, как в прошлый раз, да и к системе не подсоединена. Удивленно вскидывает глаза, когда я делаю шаг и закрываю за собой дверь.

– Ты как-то часто в моей жизни появляешься, – хмыкает девчонка.

– Мне уйти?

На мгновение глаза увеличиваются, голова на автомате качается из стороны в сторону. Глупышка. Ее реакция заставляет меня улыбнуться.

– Не переживай, я пошутил.

Ева почти незаметно расслабляется.

– Я же тебе не отдал пакет…

– О, че принес? Что-то вкусненькое, да?

Смотрит на продукты таким взглядом, словно я заставил ее ждать. Долго причем, слишком долго. Вот наглая морда! Хотя теперь становится ясна причина этой черты характера. Ведь она многого лишена в своем интернате, приюте… Как это вообще называют?

– Там фрукты, йогурты…

– Серьезно? – она вскидывает бровь. – Нашел чем удивить.

– Ну, если не будешь есть, то… – хватаюсь за ручки пакета и хочу положить его обратно себе на колени, но ее маленькая ладонь отталкивает мою.

– Нет уж! Раз принес, оставь мне!

Девчонка с любопытством заглядывает в пакет, достает оттуда яблоко и надкусывает свежий плод. Маленькая капелька сока стекает с левого уголка полных губ. Глаза закрывает, когда откусывает снова. А потом открывает, демонстрируя их яркий блеск. И только сейчас, наблюдая за девчонкой, различаю цвет глаз. Светло-карий. Ближе к медовому, сверкающему на солнце.

Мы сидим. Молчим. Друг на друга смотрим. Чувствую себя неловко. Не в своей тарелке, что ли. Вспоминаю, чем закончился наш последний разговор. Что она говорила о покойном друге и о жизни в целом. Насилие, несправедливость, желание угробить этих детей.

А что делали с ней? Вряд ли только лекарств лишали.

– Эй, ты че завис? – бодрый голос девчонки отрезвляет. Она откусывает последний кусок яблока и кидает огрызок в урну около входа. Попадает точно в цель. – Ау! Слышишь меня?

– Слушай, тебе правда могут не дать лекарства?

– Ну, обычное дело, если косячу, – отвечает обыденно, словно в этом ничего страшного нет.

– Вам вот так запросто не дают положенные лекарства?

– Иногда денег не хватает, иногда внимания заведующей. Только она распределяет все между ребятами, а нас много.

То есть те истории правдивы… Мать твою так!

– Это же ненормально.

– Добро пожаловать в мой мир, дяденька миллионер! – она широко разводит руками и наигранно улыбается. – Тебя ждет плесень, вонь и медные трубы.

– Нет, серьезно. Вас могут запереть в подвалах, избить и отправить в психушку? И это никак не будет караться?

Девчонка посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Взметнула темные брови вверх. Даже челюсть у нее отвисла. Нет, теперь я точно чувствую себя идиотом.

– Знаешь, я тоже об этом слышала, – говорит она с долей иронии.

– Я серьезно спрашиваю.

– А я серьезно отвечаю. Ты где эту хрень нарыл?