Над закрытым оконцем киоска торчала надпись: «Обед», хотя время давно близилось к полднику и чувствовалось, что летний день перевалил за пик жары. Градусов двадцать пять, не больше, подумал я. Уладив с кассиршей вопрос по билету, поменяв его на ближайший скорый, сдал чемодан в камеру хранения и отправился на встречу… К кому? Зачем? Ведь всё заранее известно: уменьшившиеся в размерах улицы, осевшие дома, постаревшие, изменившиеся до неузнаваемости лица одноклассников, их глупые вопросы, вроде того, чем занимаешься, как дела? Это злит меня. Стоит взглянуть на мои туфли и часы, как становится понятно, что занимаюсь я делами, которые в двух словах объяснить невозможно. Сам не знаю, что я хотел здесь увидеть? Кого? Её, мою школьную любовь? Но смешно думать, что она по-прежнему живёт здесь, с её-то красным дипломом и талантами к журналистике! Впрочем, как знать…

Досадуя на свою внезапную сентиментальность, незнакомую и чуждую моему характеру, я хотел было остаться в сквере и никуда не ходить, но, посмотрев на часы, передумал. Пять часов до поезда, едва ли можно высидеть! Подошёл к такси, одиноко стоявшему на тихой привокзальной площади, попросил водителя, осветившего меня счастливой улыбкой, проехаться по городу и вернуться назад.

– Из наших? – вежливо спросил он, стараясь не выглядеть подобострастным.

– Нет, – ответил я неприветливо, желая избежать пустого разговора. – Пересадка.

Водитель понял моё настроение и всю дорогу молчал, не мешая разглядывать улицы, на которых почти не было прохожих. Печальное зрелище! Поездка по городу принесла одно разочарование, ради этого не стоило прыгать с поезда, подумал я, всё больше мрачнея от своей нелепой, детской выходки. Без радости взглянул на родительский дом, выкрашенный в грязно-коричневый цвет и окружённый новым забором. Там жила другая семья. Зачем мне знать это? Выйдя на минуту из машины, услышал детские голоса и жалобное тявканье щенка. Зачем мне слышать это? Всё стало чужим. Равнодушно постоял возле школы, удивляясь пустынности двора, прошёлся вдоль рынка, отметив скудность прилавков, зашёл в центральный магазин, купил минеральной воды с сомнительной наклейкой на пластмассовой бутылке, послушал, как ругаются два парня у пивной бочки, и окончательно понял бездумность своей затеи. Ни к чему всё это. Дело прошлое.

Вернулся на вокзал, забрал багаж и решил дожидаться поезда в сквере под тополем, упражняясь в игру «йо-йо», что всегда меня здорово успокаивало. Куда приятнее, чем искать прошлогодний снег или слушать чужие разговоры! Но сегодня и любимое занятие показалось мне скучным, напомнив о том, что купил я эту игрушку для моей девушки в первые пять минут, как сошёл с поезда в Ленинграде, прямо на вокзале, у трусливого фарцовщика, подбежавшего к нам, пока мы ожидали сопровождающего. Вспомнил, как хранил её тайно, собираясь отправить, а потом сам привык к игрушке.

Я устроился на скамейке, но не просидел и пяти минут. Поднявшийся ветер в считанные секунды вскружил пыль у ног, бросив в лицо горсть окурков, и небо заволокло тяжёлой завесой дыма. Смешавшись с вечерними сумерками, дым сделался похожим на ядовитые чернила, которые выпускает впереди себя кальмар, почувствовав опасность. «Тайга горит», – подумал я, вспомнив последние известия, и потащился на вокзал. «Остолоп! Настоящий остолоп! – ругал я себя, присаживаясь у окна в зале ожидания. – Так испортить командировку!»

Тем не менее оставшиеся до прихода поезда два часа пролетели незаметно. Машинально сжимая и разжимая ладонь, чтобы выпустить и снова поймать потемневшую от времени, некогда жёлтую, а теперь почти чёрную деревянную катушку, я разглядывал газетный киоск, наблюдая за тем, как к нему подходят люди, видимо работавшие на станции. Обходчики поездов в ржавой одежде, буфетчица с белым колпачком на голове, уборщица в синем халате, кассирша в форменной рубашке – все они надолго останавливались перед круглым оконцем ларька, о чём-то беседовали с сидящей внутри него женщиной и пили пиво, которое она им подавала. Буфетчица, та даже зашла для удобства в ларёк и пробыла там минут двадцать, после чего весело помчалась в сторону площади. Хозяйка ларька, маленькая женщина, одетая в тёмную юбку и белую кофточку, два раза покидала свой пост. Оставив дверь полуоткрытой, выпрыгивала из ларька, куда-то бежала и через несколько минут возвращалась назад с двумя бутылками пива в каждой руке. «Воду здесь, видимо, никто не пьёт. А газетный ларёк что-то вроде культурного центра», – подумалось мне.