– На пляж, должно быть, ушли, подождите немного, вернутся к завтраку, – сказали ей внизу, предлагая посидеть в фойе, но Алевтина отказалась.

Она быстро написала записку, в которой просила Людмилу не приезжать в гости, потому что «какая жалость! Проклятая работа, снова отправляют в командировку! Буду через неделю, надеюсь застать тебя!» На душе было мерзко и тревожно. Альке казалось, что в окружающем мире что-то стронулось со своих мест и исчезло. Провалилось в никуда. Это было страшно, потому что было непонятно, чего именно не достаёт, что именно изменилось и что именно исчезло. В появившейся пустоте она чувствовала угрозу для своих отношений с Владом.

Обедала Алька в этот день, как всегда, вместе с мужем, в ближайшей от банка столовой. Долго ждала его, а может быть, так показалось, что долго, и когда он вошёл в маленький зал, направившись к ней энергичной, подпрыгивающей походкой, она ещё больше сжалась, усматривая что-то новое в нём. Почему-то подумалось про пирожки, которые Алька давно перестала печь, и про Алена Делона, о котором она забывает напоминать…

– Видел твою… – сказал оживлённо Влад, подходя к столику и опускаясь на стул рядом с женой, – …видел твою Афродиту случайно. В банк заходила, деньги снимала. Ну я тебе скажу, такую ни с кем не спутаешь! Хороша! Ещё красивее стала. Хотел подойти, но… вроде незнакомы. Похожа на косулю: взгляд ласковый, любопытный, без капли насторожённости… Хороша! – повторил он и, поправив очки, пристально вгляделся в Альку – А ты? Что с тобой сегодня? Какая-то странная… Ты надела линзы? Точно! – догадался он. – Вместо очков. Зачем? Хотя… знаешь, давно тебе хотел сказать, в очках ты сильно похожа на лягушку, – весело, не задумываясь произнёс Влад и склонился над тарелкой горячего борща.

Было около двух часов ночи, когда я оторвался от письменного стола и собрался идти спать, как раздался звонок. Поднял трубку, досадуя на себя за то, что заранее не отключил телефон, и услышал голос друга из Америки. Надо полагать, он пошёл на обед и, съев говяжий стейк, зачем-то вспомнил обо мне, не подумав, что разница во времени между Америкой и Китаем двенадцать часов и что я могу уже спать.

– Привет! – сказал друг. – Давай выпьем.

– Привет, – ответил я, – есть повод?

– Есть. Наливай!

Дотянувшись до створки бара, я достал бутылку и плеснул виски в стакан.

– Говори.

– Понимаешь, Джессика упала с велосипеда! Она сломала руку, – начал приятель серьёзным тоном.

Зная его привычку шутить даже такими вещами, как здоровье, я перебил, не удосужившись спросить, кто такая Джессика:

– А ты на радостях решил сломать чужой сон?

– Ты жесток, – обиделся он. – Подняли?

Мы выпили, помолчали полминуты, в течение которых друг справлялся со своей обидой на мою язвительность, я же злился, припоминая, что месяц назад был так же разбужен среди ночи и долго слушал о незнакомой мне Саре. Вздохнув, товарищ продолжил:

– Не это главное. Главное, что я влюбился. Как последний идиот!

– Ну наконец-то! – воскликнул я, заинтригованный. – Поздравляю! Не расстраивайся, так всегда бывает: поначалу чувствуешь себя идиотом, у которого вдруг выросли крылья, а потом приходишь в себя, и всё становится на законные места. Кто она? Говори!

– Ценю твою догадливость, – оскорбился приятель. – Разумеется Джессика!

– Точно ненормальный! – рассердился я и был готов бросить трубку, но услышал:

– Подожди, не кидай! На этот раз по-настоящему. Навсегда. Понимаешь, посмотрел на неё, такую жалкую, безропотную, беспомощную, и влюбился! Веришь, никогда так не любил! От сочувствия…