А год назад он пришел и сказал, что нужно купить машину. Мы поехали на авторынок, где я купил желтую «копейку» и оформил ее на себя. После этого отдал Михалычу ключи и документы и он уехал. Водить я не умел, а Михалыч, похоже, очень хорошо ездил. Дальше он приезжал каждую среду и каждую среду я уезжал на машине к Кире. Езжу я очень плохо, а машина еще и с форсированным двигателем. Одно мучение, в общем.

В эту среду он не приехал. Впервые за десять лет. Ни о чем не предупреждал. А потом пришли вы. И я подумал, что мне лучше приехать к Кире и вместе решить, что делать дальше. Вот и все.

– Скажите, – начал я. – Вы запомнили имена тех людей, которые были в агентстве?

– Да, у меня остались их визитки. Сейчас я их вам отдам.

Он ушел в другую комнату и принес папку. Оттуда он достал договор и две визитки. Пока Петр Алексеевич ходил за визитками, и пока он рассказывал, Кира не шелохнулась. Иногда у нее наворачивались слезы, иногда она всхлипывала. При этом она была явно напугана.

Я взял в руки визитки и посмотрел. Да, вот тебе номер. Покатов Алексей Петрович и Покатов Петр Петрович. Братья близнецы. Они теперь стоят во главе нашего мясокомбината. Но поговорить с ними все равно придётся.

– Скажите, Кира, а откуда взялись те люди, которые были в деревне? – спросил я. Макс все это время сидел с вытаращенными глазами. Да, парень, тебе еще многое предстоит узнать, увидеть и испытать.

– Они просто пришли в деревню. Заходили в каждый дом и требовали деньги. Кто-то отдавал сразу, у кого-то они отбирали дома, кого-то убивали, если те сопротивлялись. Когда они пришли ко мне, то сначала сильно избили. Нет, они меня не насиловали. Только избивали. И требовали денег. На мои возражения, что у меня их нет, били снова. Требовали, чтобы приехал владелец дома, который этот дом продаст им. И снова били. Каждый день, пока я не согласилась связаться с дядей. Тогда мы поехали на почту, и я написала телеграмму, они мне диктовали. Дальше мы вернулись и больше они меня не трогали. Дальше вы знаете.

– А где ваши родители?

– Они погибли в автокатастрофе, когда мне было девятнадцать лет. От них остался тот дом в деревне.

– Извините.

– Извинения приняты.

– Кира, а к вам Михалыч приходил? Я имею в виду сюда, в квартиру.

– Только один раз. Это было три, нет два с половиной месяца назад. Он пришел, я тогда испугалась, и принес сверток. Сказал, чтобы я его спрятала. За ним должен прийти только он, если придут другие, значит, его уже нет в живых. Его уже нет?

– Вы лицо его запомнили?

– Нет. Оно такое простое, не запомнила.

– Да, его убили. В эту среду утром.

Она закрыла лицо руками и заплакала, причитая: «Что теперь с нами будет?»

– Покажите мне сверток. – сказал я.

Кира перестала плакать, встала и пошла в другую комнату. Вынесла оттуда сверток и отдала мне. Я развернул его и восемь пар глаз уставились на него. Там были деньги, завернутые в газету. Макс взял деньги и пересчитал. Триста тысяч рублей пятитысячными купюрами. И еще там была

бумажка, на которой было написано: «Если у вас попросят, отдайте им эту записку, а деньги оставьте себе». Дальше шли цифры «32616», над которыми было написано на латинском «or». И больше ничего.

Я достал из кармана еще две бумажки и показал Кире и Петру Алексеевичу.

– Посмотрите, у вас есть идеи?

Они взяли клочки бумаги у меня из рук, и стали их прикладывать друг к другу. Ничего не получалось. Не хватало одного звена.

– Алексей Михайлович, – подал голос Максим, – я думаю, что недостающий кусок находится в доме в деревне. Больше негде.

– Да, Максим, я тоже так думаю. Петр Алексеевич, надо ехать в деревню. Только по дороге заедем куда-нибудь перекусить, а то я ничего не ел.