– Сергей, вы не один такой. Недавно Лариса Долина была, тоже потом кричала – больше никогда!

Я понимаю, ничто так не исцеляет артиста, как новость, что кому-то из коллег хреново, но…. Я привык всегда искать причину в себе, ну значит, решил я для себя, просто не мой город, просто мы на разной волне с этой публикой.

Ну как же на разной, чёрт побери, если через пару лет, но уже на сцене драматического театра всё было по-другому! Абсолютно всё! Было легко с первых мгновений, был кураж… А ведь один и тот же город, две концертные площадки рядом друг с другом, да и зрители практически те же…

И тут выясняется – «Алюминщик» построен на месте бывшего городского кладбища… Ну вот как не верить после этого в какие-то потусторонние силы, тем более пример этот не единственный. Просто он был первым в моей гастрольной жизни, потому и запомнился.

Задорнов не любил выступать в Кремлёвском дворце. Но иногда выступал, мотивируя это весьма иронично:

– Я должен бороться с нуждой…

В Кремле разговорнику (простите, стэндапёру) особенно неуютно из-за акустики. Зал глухой. Ты не слышишь реакцию публики, а значит, полноценного диалога «шутка – смех» часто не получается.

Михаилу Николаевичу однажды рассказали легенду, почему это так. Изначально дворец планировался только для проведения съездов партии, и, по слухам, акустику специально сделали такой, чтобы до президиума на сцене не долетало то, что происходит в зале. Только «бурные, продолжительные аплодисменты»… Чтобы генеральный секретарь, не дай бог, не услышал приветственный вопль: «Мишаня, давай!»…

Когда Стинг впервые приехал в Москву с сольным концертом, выступление должно было проходить в Кремле. Команда его звукооператоров всегда прибывает на день раньше, приезжает на концертную площадку со своими датчиками, исследует акустику и после это уже выстраивает звук.

…Целый день несчастные британцы ползали по Кремлю. Антенны уже у многих торчали из ушей. К вечеру они выучили одно русское слово. Слово это очень созвучно с одним северным животным. Животное это – песец.

Сейчас, конечно, в Кремлёвском дворце всё по-другому, и акустика, и аппаратура, но благодаря Задорнову я ещё успел застать ту самую атмосферу, когда артист и публика сливались «в едином порыве», реагировали «решительно и единогласно», а главное, расходились каждый «с чувством глубокого удовлетворения»…

На концертный приём влияют даже кресла в зале! Мягкие бархатные кресла, которые у нас сейчас любят ставить в кинотеатрах, ничего хорошего юмористу не сулят. Народ садится, утопает, многие приходят, не выспавшись… Раскачать такой зал непросто. Задорнов эти кресла терпеть не мог и обычно говорил в начале вечера:

– Давайте я вам сразу колыбельную спою, чтобы ненужных отсеять. Правда, если я спою, вы потом точно не уснёте…

Во время нашего с ним сотрудничества он довольно плотно общался с Евгением Вагановичем. Они любили иногда у Петросяна дома поспорить о жанре, покопаться в терминологии… Если я присутствовал, то сидел мышкой и впитывал как губка всё, что слышал. Я вёл себя так тихо, что Задорнов, сидя напротив, мог в какой-то момент спросить у меня:

– Ты не знаешь, Дроботенко здесь или ушёл?..

Так вот, во время таких посиделок Евгений Ваганович как-то признался, что для него идеал концертных сидений – это скамейки на летней эстраде. Я тогда не понял. А сейчас знаю – а ведь прав старик!

Ну а вообще… Неча на зеркало пенять… Выступал я однажды на день города, публика встретила стоя и проводила стоя! Вот так, ребята, играть надо уметь… Просто дело было в парке, там сидений не было…