Я был сохранён для любви и забавы. Хотя свидетелей обычно уничтожают. Я был жив. И это было ошибкой. Теперь я её достану!

Накинув куртку и захватив ключи от старенького Sedan, я направился в аэропорт. По дороге позвонил знакомым ребятам из спецслужбы, попросил вычислить координаты Марго. Взамен пообещал документик, который добыл накануне, взломав архивы ЦРУ.

Когда самолёт приземлился в Вене, у меня была информация, где и как её найти. Марго проживала в «Palais Coburg Hotel Residenz». Я взял такси, прибыл в отель, занял соседний номер и обустроился у приоткрытой двери. Целый день я наблюдал за коридором и, наконец, дождался, когда появилась Марго.

Лёгкими быстрыми шагами она прошлась по коридору и скрылась в соседнем номере. Я выждал несколько минут и постучался. Не открывая дверь, она спросила:

– Что вам угодно?

Я приосанился, набрал силу в голос и бодро произнёс по-немецки:

– Вам посылка, фрау Марго.

Она замешкалась.

– Оставьте на ресепшене.

Я добродушно усмехнулся, представив, как она борется с любопытством.

– Это щенок. Фрау Марго! Я не могу его оставить на ресепшене.

За дверью наступила тишина. Я улыбался, уверенный в том, что она откроет. Иначе быть не могло. Марго клевала на всё, что могло доставить ей яркие впечатления и неизгладимые ощущения.

Она открыла, и передо мной предстала розовато-лиловая дева. Прекрасная и сочная. И страшно сексапильная, как с картины Модильяни.

– Марго!

Она молчала.

Я занервничал. Размяк, распустился, рассыпался и забормотал невнятно:

– Это… этот самый… Голддаст. Золотистый йоркширский терьер.

Марго смешливо сморщила носик.

– Какая прелесть!

Она подхватила коробку и закружилась по комнате.

– Я назову его Михой. В честь тебя. Не возражаешь?

– Не возражаю, – согласился я и неопределённо пожал плечами. Пусть будет Миха. Тоже кобель.

Марго внешне изменилась. Это была уже не та девчонка, что дралась с гопниками, а взрослая деловая женщина, влиятельная личность, видный политический деятель. Её красота была филигранно ухожена и заключена в дорогую оправу, как того заслуживал редкостной чистоты бриллиант.

Мною охватила конфузность: а я кто такой? Всё тот же помятый службист с есенинский вихрастым чубом.

Марго поставила коробку на пол. Я отодвинул её ногой. Мы стояли друг против друга и молчали. Пока я думал о своём, Марго читала мои мысли. – Ты помнишь Макса?

Марго отвела глаза. Я усилил давление.

– Ты знаешь, от чего умер Макс?

Её лицо сделалось непроницаемым.

– Ты имеешь отношение к смерти Макса?

Она поёжилась.

– Ты убила Макса?

– Нет! Не убивала!

Я поверил. Конечно, поверил. Не мог не поверить, потому что любил. Потому что любовь слепа и доверчива, и наивна, как дитя.

Марго опустилась в кресло и закрыла глаза рукой.

– Макс нужен был живым. Мне поручено было взять и доставить его на корабль. Он сам себя убил. Он нарушил наши планы.

– Как он мог себя убить? В пистолете не было патронов.

– Были. Пять патронов он потратил на то, чтобы разогнать гопников. Один оставил для себя, для своей собственной смерти.

– Зачем он это сделал?

– Не хотел сдаваться.

Я опять поверил. Потому что любил и доверял! Хотел обнять, поцеловать и зарыться лицом в блестящие свекольные волосы.

Марго меня отстранила.

– Подожди минутку. Любимый! Я приму душ и вернусь.

Она ушла, а я остался. На столе лежал телефон. Каждый знает, что телефон нельзя оставлять без присмотра. Марго оставила. Не потому, что она была идиоткой, а потому, что была инопланетянкой. Бесхитростной и наивной.

Чтобы быть наивным, совсем необязательно оставаться ребёнком. Чтобы стать хитрым, совсем не требуется Вселенский разум. Это известно каждому, кто состоит в лидерах по хитрости: будь это армянин, или китаец, или даже индус. Это знает даже русский!