День занялся ясный, и воздух был чист и свеж, как поцелуй ребенка. Охота постепенно разгоралась по полям и лесам. Пажи бежали, рога трубили, собаки заливисто лаяли и быстро взяли свежий кабаний след. Тонконогие борзые рвались с привязи, стремясь к погоне. Герцог наблюдал за ними из под шляпы и тревога постепенно уступала место азарту удачной травли.
Оба главных охотника были одинаково одеты – в коричневые облегающие шоссы35, сапоги на шнуровке и котту36 с узкими рукавами, поверх которой была наброшена котарди37 из синего сукна, отороченная волчьим мехом, и перехваченная у талии черным поясом. Плечи охотников прикрывал капюшон-шаперон. Слева на поясе висел меч, в руках у каждого была рогатина.
В свите герцога был также лесник-йомен38, знаток здешних охотничьих угодий:
Главный псарь подвел большую белую борзую и герцог, потрепав любимую собаку за загривок, подал команду: «Вперед, отпускай!».
И понеслось…
Вначале казалось, что травля не продлится долго. Собаки взяли след – одно время даже видно было, как мелькает среди деревьев серо-черная спина кабана, но достигнув большой поляны, с родником меж вывороченных дубов, гончие вдруг остановились – потеряли след. Белая же борзая юлой завертелась на месте, а потом села и жалобно заскулила.
Два брата довольно далеко оторвались от всей свиты и первыми выскочили на поляну к роднику. Откуда ни возьмись появился секач, одним ударом клыков вспорол брюхо белой борзой – и исчез в кустарнике…
Пришпорив коня, герцог влетел в темную гущу леса, настиг вепря, и изо всех сил воткнул острую рогатину в бок зверя. Подскакавший следом Иоганн неожиданно выхватил меч и нанес несколько мощных ударов герцогу, выбив его из стремян.
И охота прекратилась – хоть и ясный разгорелся день, и воздух был чист и свеж, как поцелуй ребенка…
Никто его не видывал,
А слышать – всякий слыхивал,
Без тела, а живет оно,
Без языка – кричит.
Н. НекрасовНекрасов. Кому на Руси жить хорошо.
Всем известен древнегреческий миф о нимфе Эхо, которую прокляла жена верховного бога греческого пантеона Зевса – Гера. Эхо заболтала Геру, отвлекла ее, когда Зевс изменял жене с нимфами. И это повлекло за собой печальные последствия.
О болтливости когда-то хорошо написал Джеффри Чосер в Кентерберийских рассказах:
Итак, по воле Геры, Эхо была лишена собственного голоса и не могла начинать разговор первой. Более того, она могла лишь повторять последние слова заговорившего с ней. Древнеримский поэт Публий Овидий Назон в «Метаморфозах» рассказывает о том, что Эхо влюбилась в Нарцисса, однако, не будучи способной говорить с ним, умерла от неразделенной любви, и от нее остались лишь ее голос и кости, ставшие камнями.