Наше восприятие окружающего

зависит от наших представлений.

Чжуан-цзы

Великий Учитель Чжуан-цзы (собственное имя – Чжуан Чжоу) жил во второй половине IV в. до н. э. в небольшом царстве Сун, располагавшегося в южной части равнины реки Хуанхэ. В молодости он был смотрителем плантаций лаковых деревьев63, а потом, не желая более сковывать себя государевой службой, ушел в отставку и зажил жизнью «свободного философа».

Среди ученых мужей своего времени он выделялся «широтой познаний». Как свидетельствовали современники – это был простой, скромный, начисто лишенный тщеславия человек.

Судьба распорядилась так, что его знатный род, после попытки государственного переворота, стал опальным, захирел и большую часть своей жизни Учитель провел в бедности и даже «плел сандалии», чтобы прокормиться. Но он не чувствовал себя ущербным и со смехом отказался идти служить (в качестве премьер-министра) к всесильному чускому правителю Вэй-Вану:

«Когда Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй, от чуского царя явились к нему два знатных мужа и сказали:

– Государь пожелал обременить вас службой в своем царстве!

Не выпуская из рук удочки и даже не обернувшись, Чжуан-цзы ответил:

– Слыхал я, что есть у вас в Чу священная черепаха: три тысячи лет как издохла, а цари хранят ее у себя в храме предков, в ларце, под покрывалом. Что лучше для черепахи: издохнуть и удостоиться почестей? Или жить, волоча хвост по грязи?

– Лучше жить, волоча хвост по грязи, – ответили сановники.

– Тогда ступайте прочь, – сказал Чжуан-цзы, – я тоже предпочитаю волочить хвост по грязи!64

Чжуан-цзы был чрезвычайно общителен с учениками и друзьями, удил рыбу, смеялся, рассказывал о своих снах, любовался рыбами, резвящимися в воде, и даже разговаривал с черепом, лежащим в придорожной канаве:

«По дороге в Чу Чжуан-цзы наткнулся на пустой череп – совсем уже высохший, но еще целый. Он постучал по нему кнутовищем и спросил:

– Отчего ты таким стал? Оттого ли, что был ненасытен в желаниях и преступил закон? Или погиб под топором на плахе, когда пала твоя страна? Или стал таким от стыда, что дурными делами опозорил отца и мать, жену и детей? Или муки голода и холода довели тебя до этого? Или просто скончался от старости?

И, прекратив расспросы, положил череп себе под голову и лег спать.

Ночью череп явился ему во сне и сказал:

– По речам твоим видно, что ты искусный краснобай. Но все, о чем ты спрашивал, заботит только живых, мертвецы же этого не знают. Хочешь – я расскажу тебе о мертвых?

– Хочу, – ответил Чжуан-цзы.

– У мертвых, – сказал череп, – нет ни государя наверху, ни подданных внизу; нет у них и забот, что приносят четыре времени года. Беспечные и вольные, они также вечны, как небо и земля, и даже утехи царей, что восседают, обратясь лицом к югу, не сравнятся с их блаженством.

Чжуан-цзы усомнился и спросил:

– А хочешь, я велю Владыке Судеб возвратить тебе жизнь, дать тебе кости, кожу и мясо, вернуть тебя к отцу и матери, к жене и детям, к соседям и друзьям?

Но череп отвечал, нахмурясь:

– Неужто я променяю царские услады на людские муки?!65

Чжуан-цзы жил просто и не претендовал на звание мэтра. Ни тени высокомерия, ученого чванства за ним не замечали. Чжуан-цзы жил в свое удовольствие и утверждал, что мир его радует. Он был весел даже тогда, когда сам был при последнем издыхании, так как считал смерть – естественной частью жизни, одного из множества превращений живого: «Чжуан-цзы лежал при смерти, и ученики задумали устроить ему пышные похороны.

– К чему это? – сказал Чжуан-цзы. – Гробом моим будет земля, саркофагом – небо; нефритовыми бляхами – солнце и луна, жемчужинами – звезды, и все живое – погребальным шествием; разве не все уже готово для моих похорон?