Как узрел Зевс Гефеста сомлевшего, подлетел, да и грохнул раскатисто:
– Отпусти, твою мать, мать несчастную!!!
И не смог сын папашу ослушаться.
Извлёк мамку из трона отмычкою.
И обняла его царица, расплакалась.
– Где ж ты был, хромоножка пропащая? Мы же с папкой ужасно соскучились!
Ничего не сказал Гефест матушке. Только пить с тех пор стал не закусывая.
Так и ходит, то с кубком, то с молотом. Таким греки Гефеста описывают.
Гера
А вот Геру, богиню верховную, греки величают властной ревнивицей.
Ох и страдал, говорят, Зевс от её выходок. На какие только ухищрения не шёл, кем не прикидывался – и быком, и орлом, и лебедем.
Ничего не помогало эгидодержавному. Всюду слышал он глас повелительный: «Ты куда это, лебедь, намылился?! Куда хвост свой навострил, бычара поганая?!»
И кричал ей Зевс:
– На минуточку! Разгоню пару туч! Кину молнию!
Но неслось в ответ: «Перья выдеру! Хвост загну! Шкуру выверну!»
Громыхал небосвод. Содрогался Олимп от скандалов в семье небожителей.
Но сильней всех страдали любовницы. Будто гнид их ногтем Гера щёлкала. То дракона натравит стоглавого, то змеюку нашлёт ядовитую…
Так, однажды, спасая любимую, превратил Зевс юную Ио в коровище.
Но и тут Гера мужа унюхала.
– С кем ты?! – крикнула. – С этой безрогою?!
И отвисло у грешницы вымя. А у Зевса державного – челюсти.
В стойло Гера корову поставила. Приказала доить по-стахановски. А стеречь повелела стоглазому Аргусу.
Когда ж убил Гермес стража стоглазого, Гера овода на Ио направила.
Из страны в страну гнал тот овод скотину мычащую. Лишь в Египте бедняжка отмучилась – отелилась сыночком Эпафиком и обратно женщиной сделалась.
Фаэтон и Гелиос
Кстати, из-за сына того коровьего однажды вселенский конец едва не устроился.
Сказал как-то тот Эпаф Фаэтону, приятелю, что никакой тот не отпрыск Солнца-Гелиоса.
«Нагуляла тебя мамка! – посмеивается. – Не бывает от загара беременности!»
И разобиделся Фаэтон чувствительный. Кинулся мамку Клименту расспрашивать.
Отвечала ему невинная мамочка:
– Не мужик приласкал меня, а Сол-ныш-ко! Хочешь – сам спроси ясноликого!
И пошёл Фаэтон Солнце спрашивать. Отыскал его в храме сиятельном.
– Ты ль мой папенька? – бога спрашивает.
– Кто таков?! – тот в ответ настороженно.
– Фаэтон я, сын Клименты праведной.
А сиятельному «алименты» послышались.
Вот и дрогнул бог Гелиос лучиком…
Но затем, разъяснив ситуацию, не отрёкся от рыжего юноши и желание обещал его выполнить.
– Что? Любое?! – Фаэтон переспрашивает. – Тогда дай в колеснице проехаться. Клянусь Зевсом, не поцарапаю!
И уступил сыну лучезарный Гелиос.
Лишь сказал: «Не лихачь там, пожалуйста, не то оба в Тартаре сжаримся!»
Но ослушался Фаэтон отца ясноликого.
Впрыгнул он в колесницу огненную. Крикнул коням: «Но-о-о, залётные!» И помчал, дороги не разбирая, по небу.
Понесли его кони огнедышащие – то к звёздам взмывая, то к Земле камнем падая. И запылала Земля от той аномалии. Да так, что из живописного Парнаса шашлык сделался, а из моря Эгейского тройная уха сготовилась.
И взмолилась тогда Зевсу Гея пылающая:
– Защити, сынок! Спаси от катаклизма природного!
«Клизма!.. Клизма!..» – разнесла то воззвание Эхо юная. И проснулся громовержец в ужасе. И метнул в Фаэтона инстинктивно молнию.
Разлетелась от неё колесница вдребезги. Разбежались кони огнедышащие. А Фаэтон промелькнул кометой стремительной да в безымянную речку с шипением и плюхнулся.
И назвали греки фаэтоном коляску конную – всем последующим лихачам в назидание.
Дионис
Дионис же, олимпиец младшенький, уродился не богом, а выкидышем. И опять же из-за царицы-ревнивицы.