– Хорошо вы здесь устроились, – проговорил Усман, задумчиво осматривая интерьер. – И не скажешь, что все это в лесу.

– Вся Россия в лесу, – ответил Аркадий. – Почему мой дом должен быть беднее, чем подворье какого-нибудь князя в Москве? Я ведь тоже в некотором роде князь.

– Лесной, – хихикнул я. Водка начинала действовать.

– Да, лесной князь, – согласился Аркадий, – так меня и называют мои разбойники. Впрочем, какие это разбойники… Мы ведь почти не грабим, только изредка, когда какой-нибудь отморозок пытается провезти товар без пошлины и без должной охраны. Я беру недорого – дешевле заплатить мне за спокойствие, чем монаху за сопровождение.

– А дорожная стража? – поинтересовался я.

– А что дорожная стража? Они в доле, я им плачу пятую часть, и все довольны. На одно жалованье не больно-то и проживешь.

– Рэкет, – констатировал я и хихикнул.

– Чего? – не понял Аркадий.

– Так называется ваш бизнес в нашем мире, – пояснил Усман.

– Бизнес?

– Ну, род занятий.

– А, понятно. Кстати, вы не расскажете про свой мир?

– Давай, Сергей, – сказал Усман, – у тебя лучше получится. И я начал рассказывать.

В доме Аркадия нашлись книги по истории, которые сильно облегчили исследование -проблемы. Вопрос, собственно, был прост: как случилось, что развитие наших миров пошло разными путями? Ответ тоже был прост.

В начале тринадцатого века, через несколько лет после походов Чингисхана, один китайский философ открыл слово.

На самом деле это не совсем слово – его только принято так называть. В нашем мире слово это называют заклинанием, а в широком смысле – магией.

Слово может почти все: из ничего сотворить тигра, который будет бродить в окрестных лесах и охранять поселение от непрошеных посетителей, или дракона, который будет летать по окрестностям, нападать на коров и всячески бесчинствовать, или остановит сердце живого врага и запустит сердце мертвого друга. Можно умереть, дав самому себе приказ воскреснуть через три дня. Христос знал слово, и Мухаммед знал слово, и Сидцхартха Гаутама знал слово. Раньше слово было уделом избранных – тех, кому Всевышний доверил малую частичку своих знаний и своей мощи. Редко кто получал слово, и никто, владеющий словом, не мог передать его своим ближним.

Все изменилось, когда неизвестный китаец открыл иероглиф. Обычный иероглиф – Аркадий нарисовал его – ничего особенного: закорючка как закорючка. Но он обладает уникальным свойством, отличающим его от всех других начертанных знаков. Человек, достигший определенного уровня просветления, правильно посмотрев на эту закорючку, получает что-то совершенно невероятное, что-то не от мира сего, какую-то силу, которая позволяет ему делать то, что раньше могли только пророки. Предотвратить землетрясение, остановить мор шелковичных гусениц, утопить вражеский флот, превратить императора из клинического идиота в толкового, умного человека… Много чего позволяет этот иероглиф.

Лет примерно сто иероглиф божественной благодати оставался самой большой тайной Поднебесной империи. Но тайны такого масштаба никогда нельзя сохранить навсегда, и уже в четырнадцатом веке арабские мудрецы пытались постичь силу пророка, часами вглядываясь в невнятную закорючку. Это не удалось никому, зато один просвещенный правитель по имени Улугбек обнаружил, что божественной благодатью обладает слово «Аллах», написанное арабскими буквами. Все зависит от веры, предположил Улугбек, дело не в том, на что ты смотришь, дело в том, веришь ли ты в то, на что смотришь.

Улугбек стал пророком, но все его откровения были связаны с путями небесных светил – он почти не интересовался земной жизнью, полагая, что не следует без большой нужды вмешиваться в промысел Аллаха. Жанна д'Арк так не считала.