– Бросайте оружие, – приказал Аркадий Петрович. – И нечего дергаться, басурманин, не потребовал ответную клятву – сам виноват. И ты не дергайся, а то амулет рассыплется и не жить тебе.
Лишь на мгновение лесной князь отвел взгляд от Усмана, но этого оказалось достаточно. Неуловимое движение тела, удар ногой, выстрел, пистолет, кувыркаясь, падает в снег, рука Усмана скользит за спину, и вот уже в горло разбойника упирается автоматический пистолет Стечкина. Усман не успел снять его с предохранителя, но Аркадий Петрович этого не знает.
– Принести клятву никогда не поздно, – проговорил Усман, тяжело переводя дыхание. – Повторяй за мной. Клянусь Отцом, и Сыном, и Святым Духом, что не причиню никакого зла сим путникам. А если нарушу сию клятву, пусть мое требование к ним утратит силу.
Аркадий Петрович растерянно хмыкнул и повторил клятву. Стальные объятия разжались, Аркадий Петрович отступил на пару шагов, потер шею и задумчиво проговорил:
– А ты силен драться, как там тебя…
– Усман.
– Аркадий. – Он протянул руку, и состоялось рукопожатие. Аркадий повернулся ко мне.
– Сергей, – представился я и пожал его руку. Иван рукопожатия не удостоился.
– Давай, Усман, командуй своим, пусть заходят, – сказал Аркадий. – Да пусть не боятся, никто их теперь не тронет. А мы пойдем в горницу, выпьем по рюмке чая, – он хихикнул, – поди, устали с дороги?
Изба тянула век примерно на девятнадцатый. Печка была с трубой и обложена изразцами с абстрактным узором. В углу кухни висел обычный деревенский умывальник с деревянным соском. Две комнаты были обставлены совершенно нормальной мебелью, на полу лежал совершенно нормальный ковер – явно недорогой, сильно вытертый, но все-таки.
Аркадий достал из совершенно нормального серванта (только без стекол) прозрачную бутыль литра на два и три стакана.
– Тишка! – крикнул он куда-то в пространство. – Притащи из погреба огурчиков да сала… хотя…
– Я ем сало, – сообщил Усман. – Запрет пророка на свинину носит не этический, а гигиенический характер. В жарком климате сало быстро портится, здесь его употребление ничем не грозит.
– Значит, вы не относитесь к ортодоксальным мусульманам? – спросил Аркадий.
– Нет, – ответил Усман, – я ваххабит.
– Как интересно! – воскликнул Аркадий. – Вы относитесь к суннитской ветви или шиитской?
– Ни то, ни другое.
– Неужели исмаилит?
– Нет, – Усман усмехнулся, – гашиш я не курю. Учение аль-Ваххаба… Послушайте, неужели вам и впрямь это интересно?
Аркадий засмеялся:
– Честно говоря, нет. Гораздо больше меня интересуют другие вопросы. Например, ваша кулеврина. Она почти не дает отдачи, как такое может быть?
– Я не инженер, – пожал плечами Усман.
– Жаль. А идея насыпать порох внутрь ядра очень даже хороша. Только почему ядро не взрывается в стволе?
– Я не знаю, я же не инженер.
– Очень жаль. Тогда я не буду спрашивать вас, зачем на вашей пищали закреплен такой странный рожок в нижней части. Хотя… позвольте, я сделаю предположение… Нет, тогда должен быть еще один рожок с порохом… Ладно, давайте не будем ждать Тишку и выпьем за знакомство… Простите, Усман, вам, наверное…
– Наливайте, – махнул рукой Усман. – Пророк дозволяет употребление запретного в лечебных целях. Я довольно сильно замерз.
– Значит, вы скорее суннит, чем шиит.
– Да, – согласился Усман, – я скорее суннит, чем шиит. Мы выпили, после чего Усман решительно отставил стакан в сторону.
– Больше – грех, – заявил он.
Тощий мальчонка лет четырнадцати притащил кадку с солеными огурцами, нехилый шматок сала, и мы закусили. Через соседнюю комнату прошмыгнула какая-то женщина, на кухне загремели кастрюли, и вскоре оттуда потянуло запахом чего-то съестного и довольно вкусного. Я ощутил, как водка (неплохая водка, кстати!) начала помаленьку разогревать внутренности. Оказывается, я здорово продрог.