Представляет также интерес то, что текст бамбара подчеркивает гармоничный характер эволюционных процессов: «В полной гармонии с движением гла начала слабо вибрировать внутри себя и на своем месте». Тем самым текст отмечает, что этим процессам присуще определенное целеполагание, некий высший смысл.

Миф у бамбара соединяет картину творения Мира с созданием человека, который представлен здесь человеческим сознанием. Притом человеческое сознание, во–первых, является (конечно, в идеальном смысле) частью гла, а во–вторых, оно оказывается необходимым для придания духовного характера всему творению (оно передает знание вещам, которые тем самым получают сознание). Знание, получаемое человеческим сознанием, в конечном счете, восходит все к той же гла, содержащей в себе все, что связано с творением и с тем, что проявится в конечном Мире. Любопытно, что в данном случае два концепта – знание и сознание – оказываются как бы в одной «связке»: вещи через знание получают сознание, приобщаясь, таким образом, к исходному знанию (они приобретают «со–знание», т.е. совместное ведение). Русский язык, очевидно, сохранил в своих недрах нечто, что может дать интересный материал для осознания процессов космо–генеза.

Характерно, что прообраз человека («черенок») мыслится здесь, так сказать, не телесно (как, впрочем, и все остальное, включенное в процесс космогенеза), а как человеческое сознание, которое соединено с гла и вместе с тем отъединено от нее. Мы вновь убеждаемся в том, что все эти процессы происходят в сфере «умного делания». Человеческое сознание, получив знание, «одновременно передает его вещам». Получается, что все создаваемые вещи приобретают знание (как символ духовной природы) через посредника – через человеческое сознание. Процесс передачи знания, следовательно, не происходит напрямую от гла к вещам, что, очевидно, исключено «законами» творения. Человеческое сознание в тексте обозначается как «зернышко», принцип Мира. Другими словами, человеческое сознание, уже на самых ранних этапах космогенеза, как бы несет в себе все то, что потом появится в конечном Мире. Отсюда можно вывести положение о «всеведении» человеческого сознания. (В древности полагали, что знание есть припоминание.) Вместе с тем человек представляет весь Мир, все Мироздание. Это прекрасно соотносится с уже упоминавшимися здесь параллелями: образами древнеиндийского Пуруши, древнекитайского Пань–гу, каббалистического Адама Кадмона, каждый из которых является символом всей Вселенной.

«Вещи были определены и названы беззвучно». Здесь, думается, опять–таки содержится указание на особый, энергийный характер области творения.

Очень интересна роль звука в панораме созидания Мира, как это показано в мифе бамбара. Звук появляется в самом начале творения. Все начинается с того, что гла издала звук, «звук пустоты». А на стадии, когда все соединилось, «все стало звучать, чтобы Мир проявился». То есть звук абсолютно необходим для проявления Мира, он есть – необходимое для этого условие.

Остановимся еще раз на паре гла гла. Ее космогонический смысл, видимо, тождествен Диаде Пифагора – в ее отношении к Монаде. Это – союз, соединение, соитие, это – триггер, запускающий процесс перехода от статического состояния к динамическому. До начала творения была лишь одна гла (равная сама себе), одна в своем единстве. Текст отмечает важную подробность, касающуюся пары гла гла: она «сохраняет свою самость внутри себя». То есть это аналогично тому, что у Платона представляют «Одно» (Единое, Беспредельное, Исходное) и «Иное» (определяемое теми, иными признаками, которые появляются во время эманации, выхода Мира из Источника). «Иное» имеет отличия, иначе оно не было бы «Иным», но вместе с тем они единосущны. И то и другое восходит к Исходному Единому. Ведь, в сущности, творит не гла, а именно пара гла гла. Гла лишь носитель идеи творения. Все сказанное о гла и паре гла гла напоминает универсалию, о которой речь шла выше. Я имею в виду представление о так называемом «праздном боге»: верховное божество выступает как высшая трансцендентная сила, носитель идеи творения, а само творение осуществляют другие боги, появляющиеся позднее. Другими словами, здесь ощущается некая общая парадигма.