– Кушай, деточка, кушай, – шептала она юнице и вздыхала.

Лили поспешила съесть все из тарелки, попросила добавки, чтобы не привлекать к себе внимания, потом извинилась и ушла к себе. В комнате прислонилась к оконной раме и не сводила глаз с дупла на стволе дерева, чьи сучки и изгибы тут и там выделялись в лунном свете. Она ждала. Она хотела увидеть, как Аламбик подкладывает склянку в тайник, но почти два часа ничего не происходило, а потом скрипнула дверь и раздались отцовские шаги.

– Ты почему не спишь?

– Я готовлюсь.

– Помолилась? Произнесла Безмолвие?

– Этим и занимаюсь.

– Так, гаси свет и в постель.

– Конечно, папа.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, папа.

Томас хотел закрыть за собой дверь, но голос Лили его остановил.

– Папа?

– Да, Лилиан.

– Что сегодня священник рассказывал про…

Томас повернулся к дочери и посмотрел ей в глаза.

– Ты была невнимательна?

Лили потупилась и сказала:

– Не очень внимательна… мне хотелось спать.

Томас подошел к лампе на стене, погасил ее и сказал.

– Ну-ка, в постель.

Лили забралась под одеяло, а Томас сел рядом на кровать.

– Клара заболела, – сказал он, и юница прислушалась. – Какой-то неведомый недуг. Доктор Кунрат из Прими у нее уже побывал, но… нужны и другие мнения.

– Ты ходил к ней? Потому и пришел так поздно?

– Да, я ходил домой к Гундишам вместе с Сарбаном и Кунратом.

– И что с ней?

– Я же тебе сказал: неведомый недуг. Никто ничего не понимает.

– Ее рвет? Она кашляет? Как…

– Нет, – перебил отец. – Ничего не происходит.

– В смысле?

– Она спит.

– Как это, спит?

– А вот так, лежит и не шевелится, как будто дремлет, – сказал Томас Бунте. – Или больше, чем дремлет… э-э… ну да, спит. Очень глубоким сном. Утром ее попытались разбудить, но ничего не вышло. Потом они ждали, и… опять ничего. Она не просыпается. Прямо сейчас тоже спит, если не произошло чудо, но чудеса в Альрауне случаются только в легендах, Лилиан. Будем надеяться, что Альгор Кунрат найдет правильное лекарство.

Лили слушала, закрыв глаза, и пыталась представить себе, как Клара лежит в постели, такая теплая и мягкая, равномерно дышит, спит, а вокруг растут папоротники, стадами носятся дикие звери, проходит время.

– Я тебе все это рассказал, потому что завтра ты бы все равно узнала в школе, так лучше уж от меня, пораньше. Понятия не имею, что придумают мэтрэгунцы до завтра. Не волнуйся, мы разберемся, что с ней приключилось, и, если понадобится, отвезем ко Двору, на лечение к лучшим докторам.

Девушка открыла глаза.

– А теперь спи, – сказал Томас.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, уложил ее волосы на подушке и вышел из комнаты. Лили осталась во тьме, и, как бы ни пыталась она думать о Кларе, мысли устремились к Аламбику. Она в тревоге гнала их прочь, вспоминая слова, услышанные в детстве от матери: о тех, кто несчастен, всегда следует безмолвствовать. Она выбралась из постели, опустилась на колени и погрузилась в безмолвие. В скором времени на нее снизошел покой, и она как будто очутилась в мифическом городе без (ведомого) названия, пытаясь заставить Исконных молчать, но это продлилось недолго, потому что образы напирали со всех сторон, Аламбик на четвереньках выкапывал мазь, Исконные кричали друг другу то самое Слово, которое надо было разыскать и облечь в молчание, рядом с нею сидела мать с тряпицами, смоченными уксусом, Аламбик гнал прочь не'Людей (с чего бы ему этим заниматься?), подносил к носу склянку, нюхал, куда-то бежал, огромная дыра разверзлась посреди Альрауны, Безмолвие давалось тяжко, ее предупреждали, ему учатся всю жизнь, а все равно многие не могут безмолвствовать, даже когда умирают, Лили лежала в постели, вся в моче и дерьме, она спала?.. нет, ей нельзя спать; Лили поспешно завершила Безмолвие и вскочила на ноги.